Ты только попроси. Сейчас и навсегда. Меган Максвелл

и шепчу:

      – Я хочу, чтобы ты знал, как сильно я рассержена.

      – Мне жаль, крошка.

      – Ты заставил меня страдать.

      – Мне жаль, малышка.

      Он снова за свое. Его губы целуют мое обнаженное плечо. О боо-о-оже, как же приятно!

      Но нет. Он должен испить всю чашу, он заслужил наказание. И поэтому я глубоко вздыхаю и говорю:

      – Ты, сеньор Циммерман, прочувствуешь это, прочувствуешь очень хорошо! С этого момента каждый раз, как я буду на тебя сердиться, ты будешь наказан. Я устала оттого, что наказываешь только ты.

      Он удивленно поднимает бровь:

      – И как ты собираешься меня наказывать?

      Я встаю с кресла. Ему не нравятся неуправляемые? Ну, тогда держись. Медленно поворачиваюсь перед ним, уверенная в своей сексуальности.

      – Пока что лишив тебя того, чего ты больше всего желаешь.

      Айсмен встает. Ох! Он просто великан. Пригвоздив меня голубыми глазами к месту, он спрашивает:

      – Что ты имеешь в виду?

      Я делаю несколько шагов по комнате. Он наблюдает за мной, и, когда оказываюсь за столом, я проясняю:

      – Ты не будешь наслаждаться моим телом. Это и есть твое наказание.

      Вот это напряжение! Воздух можно резать ножом. Выражение его лица меняется у меня на глазах.

      Я ожидала, что он начнет кричать и сопротивляться, но он внезапно произносит ледяным голосом:

      – Ты хочешь свести меня с ума? – Я не отвечаю, и он мрачно продолжает: – Ты убежала от меня. Довела меня до безумия. Я терялся в догадках, не зная, куда ты делась. Все это время ты не отвечала на телефонные звонки. Захлопнула перед моим носом дверь, а вчера вечером ты улыбалась каким-то типам. И ты еще считаешь, что я наказан недостаточно, и пытаешься подвергнуть меня наказаниям?

      – Ага!

      Он ругается по-немецки. Ого, как он грязно ругается! Но, обернувшись ко мне, он совершенно меняет тон:

      – Любимая, я хочу заниматься с тобой любовью. Я хочу целовать тебя. Хочу показать, как я люблю тебя. Хочу заключить в свои объятия твое обнаженное тело. Ты нужна мне. И ты говоришь, что лишишь меня всего этого?

      Я подтверждаю это своим самым холодным и сдержанным тоном:

      – Да, все верно. Ты не дотронешься ни до единого моего волоса до тех пор, пока я не разрешу. Ты разбил мне сердце и, если ты меня любишь, будешь соблюдать мои условия, как я всегда соблюдала твои.

      Эрик снова ругается по-немецки.

      – И до каких пор я буду наказан? – настоятельно спрашивает он.

      – До тех пор, пока я это не решу.

      Он закрывает глаза. Делает вдох через нос, а когда открывает глаза, решительно кивает.

      – Хорошо, малышка. Если ты считаешь, что должна поступить именно так, вперед.

      Я довольно улыбаюсь. Вышло по-моему. Ура!

      Я перевожу взгляд на часы: ого, уже половина третьего, скоро утро. Спать мне не хочется, но мне нужно спрятаться от него подальше, иначе я первой нарушу это абсурдное наказание. Я потягиваюсь и спрашиваю:

      – Ты скажешь мне, где моя комната?

      – Твоя комната?!

      Сдерживаю