Двенадцатая ночь. Вильям Шекспир

и больше ничего.

      ОЛИВИЯ. Впусти его и пригласи камеристку.

      МАЛЬВОЛИО. Камеристку – к миледи! (Уходит.)

      Возвращается МАРИЯ.

      ОЛИВИЯ. Подай сюда вуаль прикрыть лицо.

      Как надоели мне послы Орсино!

      Входит ВИОЛА и СЛУГИ.

      ВИОЛА. Достопочтенная хозяйка… Кстати, к кому из вас мне обратиться?

      ОЛИВИЯ. Если вам в самом деле нужна хозяйка, я за нее отвечу. Обращайтесь.

      ВИОЛА. Блистательная, совершенная, непревзойденная красавица… Я не знаком с вашей госпожой, и если это не вы, то мне бы не хотелось расточать впустую мои слова, ибо, с одной стороны, моя речь – непревзойденный образчик ораторского искусства, с другой – я приложил немало усилий, чтобы ее вызубрить. Милые красавицы, над чем вы смеетесь? Пожалуйста, будьте со мной добры: я теряюсь от плохого обращения.

      ОЛИВИЯ. Откуда вы взялись, сэр?

      ВИОЛА. Варианты моей роли расходятся незначительно, а отвечать на ваш вопрос, значит, нести полную отсебятину. Добрая леди, если вы действительно хозяйка этого дома, дайте мне об этом знать хотя бы намеком, иначе мое выступление останется без продолжения.

      ОЛИВИЯ. Вы что, явились ломать комедию?

      ВИОЛА. Нет, ваша премудрость, хотя, клянусь зубами лицемерия, я играю не свою роль. Значит, вы и есть госпожа?

      ОЛИВИЯ. Если я не присваиваю себе самое себя, это в самом деле я.

      ВИОЛА. Несомненно, вы себе присвоили себя, хотя одарить себя собою не значит сохранить подарок в целости. Впрочем, я не имею права отклоняться в сторону. Итак, сейчас прозвучит речь в вашу честь, после которой вы узнаете о цели моего визита.

      ОЛИВИЯ. Оставьте мою честь в покое. Переходите сразу к цели.

      ВИОЛА. Почему вы не хотите услышать плоды моих титанических усилий? Это же чистая поэзия!

      ОЛИВИЯ. И значит, чистейшая ложь! Приберегите ее для себя. Мне рассказали, что вы нахально пытались ворваться в дом, и я захотела не столько послушать ваши монологи, сколько посмотреть на вашу особу. Если вы сходите с ума, подите прочь; если в своем уме – говорите, но покороче: состояние некоторого затмения, в котором я временно нахожусь, не позволяет мне разыгрывать с вами сцены.

      МАРИЯ. Не поднять ли вам паруса? Попутного ветра, сэр.

      ВИОЛА. Эй вы там, на палубе! Мы пока не намерены сниматься с якоря. Приструните вашего исполина, госпожа. Не забывайте: я – посол.

      ОЛИВИЯ. Вас, видимо, послали сообщить нам какую-нибудь гадость, если вы так отвратительно вежливы. В чем, собственно, дело?

      ВИОЛА. В том, что оно касается исключительно вас. Я пришел не объявить войну, но заключить мир; не требовать дани, но вручить ветку оливы.

      ОЛИВИЯ. Теперь понятно, почему вы были так грубы. Кто вы? Что вам угодно?

      ВИОЛА. Поневоле научишься грубить, если тебя так встречают. Кто я и что мне угодно, так же скрывается в тени, как целомудрие: если для вас это – Закон Божий, то для других – беззаконие.

      ОЛИВИЯ. Оставьте нас наедине.

      МАРИЯ и СЛУГИ уходят.

      Начинайте,