Припятский синдром. Любовь Сирота

И все остальные тоже – по домам. Вертолета не видели, что ли? Быстренько все отсюда!..

      С десяток мальчишек неохотно плетутся обратно, то и дело оглядываясь на громадную пятнистую машину. По дороге Денис, измученный почти бессонной ночью, простонал:

      – Мам, ну будут нас ликвидировать или нет?!.

      Ирина невольно улыбнулась его ошибке, но ответила серьезно:

      – Я знаю не больше твоего. Говорят, автобусы уже стоят в Чернобыле и под Шепеличами, но официальной информации нет никакой…

      – Что значит – официальной?

      – Ну, по радио никто ничего не сообщал… Поэтому – одни только слухи, понял?..

      – Понял, – неуверенно ответил Денис.

      – Я устал уже, мам, – говорит он, когда они вошли в свою квартиру. – Можно я еще немного посплю?

      – Конечно, можно. Даже нужно! Все лучше, чем носиться за вертолетами. Ложись прямо в куртке и обуви, чтобы, если что, не терять времени…

      Денис опять заснул очень быстро, а Ирина, закрыв его на ключ, поспешила к телефонным будкам на автостанции в надежде дозвониться в ДК, в горком, в редакцию – куда-нибудь, чтобы узнать все более или менее достоверно. Но ни один телефон-автомат не работает. Значит, отключили, решила Ирина.

      Она еще какое-то время кружит вокруг дома в надежде что-то узнать, сгорая от желания побежать во дворец и в то же время боясь оторваться от дома – вдруг в суматохе внезапной эвакуации она потеряет сына.

      Солнце уже поднялось высоко. Жильцы их дома и ближайших, тоже разбуженных, домов давно разошлись по квартирам. По тротуару, в сторону железнодорожной станции Янов, гуськом – с сумками и чемоданами – потянулись командировочные, вероятно, уже получившие документы на отъезд. Таких в городе, на строительстве пятого и шестого блоков ЧАЭС, было несколько тысяч.

      А с балконов вдогонку им несется:

      – Вы куда так спешите, мужики?!

      – Нихт ферштейн, – отшучивается кто-то из них на ходу.

      Из соседних домов перекрикиваются тоже:

      – Эй, кума! Идите к нам!..

      – Нет, лучше вы – к нам! У нас самогон есть!..

      «Пир во время чумы», – подумалось Ирине. Она и сама – от неизвестности ли, от сжатости ли кисловатого воздуха – была в каком-то странном, полупьяном возбуждении. Неведомая сила носила ее вокруг дома с такой легкостью, что, казалось, она не касается земли.

      Лишь к полудню она решается-таки оторваться от дома и почти летит по знакомому маршруту в сторону ДК. То и дело с усилием трет она глаза и щеки, которые почему-то очень чешутся, все лицо слегка пощипывает. Но Ирине не до того, ей хочется сейчас запомнить все: и молодые, остро торчащие под крохотными еще свечками листья каштанов; и пестрые, но теплые тона многоэтажек, стоящих в полушахматном порядке; и красивый детский садик с удобными игровыми площадками; и двор школы, где учится сын. И все-все вокруг кажется Ирине необычно компактным, как будто над городом завис невидимый купол-потолок, а сам город, сжатый атмосферой, стал похож теперь на огромную, прекрасную, уютную квартиру.

      Идущие ей навстречу парень с девушкой,