Зарубки памяти на скрижалях истории. Алгоритмы и ребусы русофобии Запада. Николай Мальцев

было два года, когда закончилась Великая Отечественная война с Германией. Мать практически без выходных работала в местном колхозе. Отец вернулся с войны лишь в конце 1945 года и тоже сразу же стал работать механиком в МТС. В раннем детстве я жил с родителями и бабушкой в деревне Козьмодемьяновка, в избе, стены которой были сложены из крупных блоков. Блоки формировались из смеси глины и соломы и назывались саманами. В наше время такие дома – большая редкость даже для самых бедных деревенских жителей. Крыша избы тоже была покрыта соломой. Таких крыш в наше время нигде не встретишь. Их прекратили строить из-за высокой пожароопасности и малых сроков службы. Через пять лет солома сгнивала под солнцем и дождями и требовала полной замены. Деревня находилась в семи километрах от железнодорожной станции Сабурово и примерно в 25 километрах от города Тамбова. Несмотря на такую близость к городу, электрического освещения не было, и мы пользовались керосиновой лампой. Мать работала в местном колхозе, а отец работал в Машинно-тракторной станции, расположенной вблизи станции Сабурово.

      Родителей я видел лишь поздними вечерами. Я даже сомневаюсь, что в колхозе были выходные. Отец в весенне-летний период работал разъездным механиком походной мастерской и иногда, когда находился в наших краях, заезжал днем пообедать. Зимой он ремонтировал технику в МТС и дома появлялся редко. Мама и бабушка были малограмотными. Мама буквы знала, но никогда даже не пыталась учить меня грамоте, а отцу было некогда заниматься моим обучением. Тем не менее ещё задолго до того, как пойти в первый класс, примерно с 3–4 лет, я освоил азбуку и ещё до школы, чтобы показать родителям свою грамотность, вечерами читал им статьи из газеты «Правда», мало понимая смысл содержания. Конечно, начальные знания я получил не из воздуха или от потусторонних сил.

      Дело в том, что впритык к нашей избе была прилеплена такая же самановая изба, где жили с матерью мои старшие по возрасту двоюродные братья. Витя был старше меня на шесть лет, а Коля – на три года. Их отец, родной брат моей матери, погиб на фронте. Мать моих двоюродных братьев также с утра до вечера трудилась в колхозе. Несмотря на такой ежедневный труд, в доме братьев была страшная послевоенная нищета, а сами они были всегда полуголодными и не ели вдоволь даже обыкновенного черного хлеба. Я думаю, что они выжили, потому что наша общая бабушка, которая жила совместно с моими работающими родителями, их постоянно подкармливала. В семье я рос один и, видимо, когда научился ходить, мешал бабушке выполнять работы по домашнему хозяйству. Одного меня надолго оставлять было опасно. Долгими зимами, бабушка собирала узелок продуктов, клала туда краюху хлеба и отправлялась вместе со мной в гости к моим двоюродным братьям. Чтобы попасть в их избу, по улице надо было пройти метров 10. Она передавала узелок с продуктами старшему Вите и просила его присмотреть за мной и занять меня чем-нибудь пару часов, пока она занимается по хозяйству.

      Отводила она меня в избу моих двоюродных