Дом, затерянный в снегах. Вадим Селин

раскатистый гром. Свет молнии перекрыл умирающий свет лампочек. Ветер поднялся такой силы, что подоконники начали поскрипывать и трястись, как ненормальные. Снег стучал в окна частой дробью, словно ветер бросался мелкими камешками.

      – К-к-к… – простучал зубами Алик и выпучил глаза.

      – А?

      – К-к-к… – повторил он.

      – Алик, не пугай меня… – заволновался я и прижался поближе к другу.

      – Как…

      – Что – «как»? Алик, что?!

      – Как мы м-можем видеть свет м-молнии, ес-сли ст-тавни за-закрыты? – наконец закончил он предложение.

      Меня накрыла ледяная волна ужаса. Алика, судя по виду, тоже. Его лицо побелело. Он стал похож на мертвеца. Еще этот действующий на нервы желтый свет… И непонятное жужжание… «З-з-з-з-з… З-з-з-з-з…» Казалось, кто-то медленно мне сверлит голову.

      Ба-бах! – пыль снова обильно посыпалась с потолка. От неожиданности я подпрыгнул на месте. Сердце бешено заколотилось. В висках застучало.

      – Так, все, сваливаем отсюда, – решительно прошептал Алик, направляясь к двери. – Мне здесь не нравится.

      – Идем. Да побыстрее. Ну его к лешему, этот дом – лучше под снегом на улице постоим.

      Напряженные до предела, мы направились к двери. Я взялся за рельефную круглую ручку. На металлической, потемневшей от времени золотистой поверхности была изображена тигриная морда с разинутой пастью.

      – Открывай же, открывай, – нетерпеливо подгонял меня Алик. – Не тормози. Ну же…

      – Да открываю. Открываю.

      Я повернул ручку. Шагнул вперед, в темноту. И…

      – Что за… – икнул Алик.

      – Господи…

      – Этого не может быть. Это сон. Такое бывает только в кино. Нет. Я не верю. Не верю.

      Однако это был не сон. За дверью высилась покрытая инеем кирпичная стена. Нас замуровали.

      Я приложил ладони к стене. Холодная. Ледяная. На стене остались следы моих рук.

      Не успели мы с Аликом обменяться мнениями и понять, что все это значит, как откуда-то сверху раздался душераздирающий крик. Трудно было понять, кому он принадлежит – мужчине или женщине.

      И тогда наши нервы не выдержали. Мы закричали в унисон на ноте «ля».

      …Наш крик резко оборвался. Но еще некоторое время он стоял в ушах.

      – Ты… ты слышишь? – обратился ко мне Алик, затравленно озираясь по сторонам. Воротник его модной аляски расстегнулся. Шапка съехала набок, из-под нее торчали мокрые растрепанные пряди. Шарф перетянулся в одну сторону и подметал пол.