Аю-Даг. Наталья Струтинская

Освободиться от рамок своего «Я» и воспринимать все как есть?

      – И это тоже, – усмехнулся Вадим. – Я сам все расскажу тебе.

      – Ты расскажешь мне о себе?

      – Да. – Вадим прямо посмотрел на меня. – Ты мне нравишься, Маша, я не собираюсь этого скрывать. Но мне кажется, ты знаешь обо мне не то, что мне хотелось бы.

      – Неожиданно, – я опустила глаза. – Я знаю только то, что я вижу.

      – А что ты видишь?

      Я пожала плечами.

      – Человека.

      Глава 15

      Обратно мы решили вернуться тропой, которая была самым коротким маршрутом вниз, к поселку у подножия горы. Тропа эта, достаточно пологая для горы, проходила через сосновый лес, в котором огромные валуны были раскинуты между деревьями. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густые верхушки деревьев, образовывали на грунтовой дороге мраморный рисунок теней. Ветер здесь был тише, изредка тревожа зеленую листву.

      Мы медленно шли, время от времени останавливаясь, разговаривая о пустяках, о которых обычно говорят два молодых, незнакомых друг с другом человека. Я встретила со стороны Вадима стремление узнать меня. Он расспрашивал меня о моей жизни, и я рассказывала ему. Недоверие мое и сомнение, воспитываемые годами тем предубеждением, которое сложилось у меня по отношению к этому человеку, постепенно сменялись полным расположением к нему. Я говорила о своей жизни, не преуменьшая и не украшая ее. Искренность в его взгляде рассеивала последние сомнения в честности намерений со стороны этого человека, вся поза его говорила о готовности воспринимать каждое сказанное мною слово.

      Я говорила о своей жизни в Петербурге, о больших празднествах, которые устраивались моей семьей и семьями нашего окружения в честь дней рождения, Нового года, Рождества, именин, открытий выставок, подписаний контрактов и других событий, которыми была наполнена суетная жизнь большого города и людей, занятых крупным бизнесом. Я хотела посвятить его в тот блеск и непринужденность, которыми были наполнены мои дни в Петербурге, и которые здесь казались далекими и нереальными, подобно призрачному, яркому сну. Люди, улицы, дома, деревья, мысли, чувства, одежды, желания, потребности, пища, книги, ценности – здесь, на полуострове, все терялось, под воздействием каких-то необычайных сил солнца, природы, людей происходили метаморфозы, которые преобразовывали все это, выставляя в совершенно ином свете. Я говорила о том, чего, мне казалось в ту минуту, не существовало вовсе, словно всю свою жизнь я придумала минуту назад. И человек этот, шедший рядом со мной, внимательно слушал меня, проявляя искренний интерес к тому, что и саму меня переставало интересовать, когда я была здесь.

      Потом Вадим заговорил о себе. Отвечая на встречные вопросы, сначала он говорил односложно, будто подбирая слова. Потом ответы его стали более пространными.

      Он говорил так, словно именно в эту самую минуту он сам узнавал себя. Слова лились запутанной, бессвязной речью. Он говорил о матери, которая была на пять лет старше его отца; о маленькой сестре, которая всю жизнь находилась