Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана. Влад Менбек

словно кора засохшего дерева. Но в узких щелочках блестели умные черные глаза.

      – Два сапога – пара, – усмехнулся кузнец, запахивая полы своего поношенного халата. – Один – меченый, другой – рыжий. Ну, ладно. Сидите тут, – посмотрев на мальчишку, кузнец поманил его пальцем: – Пойдем, я кумыса налью.

      Мальчик быстро поднялся и пошел за хозяином. Через некоторое время он вернулся, держа полную чашку в руках. Опять напоил рыжего, напился сам.

      – А я всегда хочу есть, – откровенно признался мальчик, обрадовавшись, что его не гонят, и спросил: – А ты?..

      – Сколько тебе лет? – вновь, не ответив на вопрос, поинтересовался рыжий.

      – Я не знаю.

      – Шесть или семь, – предположил колодник, измерив мальчишку взглядом.

      – А сколько тебе? – в свою очередь спросил мальчишка.

      – Четырнадцать.

      – А как тебя зовут?

      Рыжий помолчал и нехотя ответил.

      – Темуджин.

      – А меня, Чиркун, – напомнил мальчик.

      Темуджин промолчал, но почему-то усмехнулся, скривив угол рта.

      – А зачем на тебя надели колодку? – продолжал допытываться мальчишка.

      – Лишний я, вот и надели.

      – Я тоже лишний, – согласился мальчишка, – но на меня не надели.

      – Я лишний для родственников, потому что внук хана, – заявил Темуджин.

      – А я… А я… – начал мальчишка мямлить и, решившись, тихо сказал: – А у меня никого нет. Я один. Я сам.

      Темуджин покосился на собеседника, открыл рот, но промолчал.

      Для всех кочевников было естественным, что в куренях обитает много беспризорных детей, родители которых были убиты нукерами из соседнего племени, или умерли, забитые нагайками за какие-то провинности.

      Посидев еще немного, они разошлись: Темуджин в кузницу, где колдун Джарчи стал греметь железом, а мальчишка пошел мимо юрт, хлопая большими сапогами, ожидая, что кто-нибудь пошлет его за кизяком и что-нибудь даст за работу.

      На следующее утро мальчишку в очередной раз пнули у чана с киснувшими бараньими шкурами, когда он, как и все, хотел туда пописать. Шкуры должны откисать в моче. Его ударил толстенный Агучу-богатур. Конвульсивно дернувшись, после справления нужды, Агучу злобно рыкнул:

      – Щенок! Прибить бы тебя… – и подтянув штаны, ушел, сверкнув нехорошими глазами.

      Мальчик до полудня сидел за юртами, ожидая, когда люди спрячутся от жары в жилища. Он не хотел еще раз получить от кого-нибудь пинок.

      Интуитивно он искал путь для того, чтобы стать своим в этом стойбище, но его не принимали. Он плохо помнил, как попал сюда. Где-то в глубине его сознания плавали смутные образы лихих джигитов налетевших утром на их курень. Нукеры свалили юрты, погрузили обрешетки и кошму в повозки и пригнали Чиркудая вместе со скотом и лошадьми сюда. Позже он узнал, что попал в племя тайджиутов.

      В те времена в Великой степи сильные всегда грабили бедных, своих же, но принадлежащих к иному племени. Разноплеменники грызлись друг с другом, словно юртовые собаки. Где-то в туманном прошлом маячили какие-то добрые люди, с которыми