Погранзона. Александр Тамоников

времена настали не те. Теперь и в Москве вряд ли знали, что делать с выпускниками училищ, оказавшихся за пределами России. Там думали о другом. А офицеры, курсанты, солдаты? Чем они были лучше штатских, обреченных на отчуждение, на положение иностранца?

      Левченко подошел к девушке и спросил:

      – Ты зачем приехала, Вика?

      – Здравствуй, Миша, – ответила девушка.

      – Извини, здравствуй! Так зачем ты приехала?

      – Даже не знаю, Миша. Просто не могла оставаться дома одна.

      – У тебя нет занятий в институте?

      – Не смогла пойти.

      Левченко вздохнул.

      – Вика, что же ты делаешь и с собой, и со мной?

      Помощник дежурного вышел на площадку перед КПП:

      – Эй, мальчики и девочки, может, вы все-таки свалите вниз?

      Левченко взял девушку под руку, провел к обочине дороги, отходящей от КПП, оттуда к скамейкам, расположенным у автостоянки. В выходные дни здесь разрешалось находиться курсантам и посетителям. В будни тоже, но только вечером, в свободное время.

      Впрочем, это ограничение практически не действовало. Конечно, иногда у начальника училища, его заместителей или у старших офицеров штаба, которые проходили мимо, настроение оказывалось плохим. Тогда разгон получали и те курсанты, которые вышли за территорию училища, и личный состав наряда. Но это происходило редко.

      Вика присела на скамейку, посмотрела в глаза Левченко и сказала:

      – Ты спросил, что я с тобой и с собой делаю. А я хочу знать, что ты творишь со мной.

      – Мы же объяснились, Вика! Ну не пара мы, пойми. Нет у нас будущего. Зачем ты унижаешься, рвешь себе сердце?

      – Если бы ты знал, Миша, как я ненавижу себя за проявленную слабость. Мне стыдно за то, что я здесь, но я не могу ничего поделать с собой. Не могу!

      – Возьми себя в руки, Вика. В конце концов, должно же у тебя быть женское достоинство! Почему ты ведешь себя как тряпка? – Левченко говорил девушке жестокие слова, намеренно пытался вызвать у Вики хоть немного злости. – Распустила нюни! Не любят ее, видите ли. А что, разве кто-то обязан это делать? Если ты влюблена, то и другие должны испытывать те же чувства, не так ли? Понимаешь, что ты эгоистка? Ради собственного благополучия, личного счастья ты готова сломать жизнь другому человеку. Нет у меня любви к тебе, Вика. Нет и не будет. Вместе нам не быть. Ты очень хороший человек, совсем молода, девчонка еще. У тебя вся жизнь впереди. Ты обязательно найдешь человека, который будет тебя на руках носить. И не дави, пожалуйста, на жалость. Это не пройдет, потому что жалость, проявленная сейчас, впоследствии может обернуться трагедией.

      Девушка закрыла лицо руками и заплакала.

      Левченко тряхнул головой.

      – Только этого не хватало! Ты, Вика, езжай домой и не появляйся здесь больше.

      – Как же ты жесток! – проговорила девушка.

      – Да! – повысил голос Михаил. – Жесток, но с тобой иначе нельзя!

      Этот возглас услышал начальник училища, подошедший к КПП.

      Он остановил дежурного, бросившегося к не-му с докладом, кивнул в сторону автостоянки и спросил:

      – Что