Нищий с моста О'Коннела. Рэй Брэдбери

Сэр!

      Я обернулся в темноту. Какой-то заморыш. Голос – жуткий-прежуткий.

      – Если б у меня был фунт на билет, мне бы дали работу в Белфасте!

      Я колебался.

      – Отличную работу! – продолжал он торопливо. – Хороший заработок! Я… я вышлю деньги по почте. Только скажите, кто вы и где остановились.

      Он видел, что я – турист. Промедление меня сгубило, обещание вернуть деньги – растрогало. Я хрустнул бумажкой, отделяя ее от пачки.

      Человек встрепенулся, как ястреб.

      – Будь у меня два фунта, сэр, я бы поел в дороге.

      Я вытащил вторую.

      – А на три мог бы забрать жену – не оставлять же ее здесь одну-одинешеньку.

      Я отсчитал третью.

      – А, была не была! – вскричал человечек. – Какие-то жалкие пять фунтов, и мы будем жить в отеле, а не на улице, тогда уж я точно найду работу!

      Что за воинственный танец он исполнял, притопывая, охлопываясь, кося глазами, скалясь в улыбке, причмокивая языком.

      – Господь отблагодарит вас, сэр!

      Он побежал, унося мои пять фунтов.

      На полпути к гостинице я сообразил, что он не записал мое имя.

      – Черт! – крикнул я тогда.

      – Черт! – вскричал я сейчас, глядя в окно.

      Потому что в прохожем под фонарем я узнал человека, которому третьего дня надлежало уехать в Белфаст.

      – А, я его знаю, – сказала жена. – Он ко мне сегодня подошел. Просил денег на поезд до Голуэя.

      – Ты дала?

      – Нет, – просто отвечала жена.

      Тут случилось самое худшее. Демонический нищий поднял голову, увидел меня и – провалиться на этом месте! – сделал нам ручкой.

      Я чуть было не помахал в ответ. Губы скривила болезненная усмешка.

      – До того дошло, что не хочется выходить из отеля, – пробормотал я.

      – Действительно холодно.

      Жена надевала пальто.

      – Нет, – сказал я. – Дело не в холоде. Дело в них.

      Мы снова взглянули в окно.

      Ветер гулял над мощеной дублинской улицей, разнося копоть от Тринити-колледжа до Сент-Стивенс-Грин. За кондитерской застыли двое. Еще один торчал на углу – бороденка заиндевела, руки в карманах ощупывают скрытые кости. Дальше в подворотне притаилась груда газет: если пройти мимо, она зашевелится, словно стая мышей, и пожелает вам доброго вечера. У самого входа в отель горячечной розой высилась женщина, прижимая к груди загадочный сверток.

      – А, попрошайки, – протянула жена.

      – Не просто попрошайки, – ответил я, – а люди на улицах, которые становятся попрошайками.

      – Как в кино. Темно, все ждут, когда появится герой.

      – Герой. Черт возьми, это про меня.

      Жена всмотрелась в мое лицо.

      – Ты же их не боишься?

      – Да нет. Дьявол. Хуже всех – та женщина со свертком. Это стихийная сила. Сбивает с ног своей бедностью. Что до остальных – ну, для меня это большая шахматная партия. Сколько мы уже в Дублине? Восемь недель? Восемь недель я сижу за машинкой, изучаю их распорядок дня. Когда они уходят на обед, я тоже устраиваю себе перерыв – выбегаю в кондитерскую, в книжный, в театр «Олимпия». Когда подгадаю точно, обходится без подаяния, не возникает порыва затолкать их к парикмахеру или в столовую. Я знаю все потайные выходы из гостиницы.

      – Господи, – сказала жена. – Тебя довели.

      – Да, и больше других – нищий с моста О’Коннела.

      – Который?

      – Который?! Это чудо природы, ужас. Я люблю его и боюсь. Увидеть его – не поверить своим глазам. Идем.

      Дух лифта, сотню лет живущий в нечистой шахте, двинулся вверх, волоча постылые цепи. Дверь открылась со вздохом. Кабина застонала, словно мы наступили ей на желудок. Разобиженный призрак пополз к земле, унося нас в своей утробе.

      Между этажами жена сказала:

      – Если сделать нужное лицо, нищие к тебе не пристанут.

      – Лицо, – терпеливо объяснил я, – у меня мое. Оно из Яблока-в‑Тесте, штат Висконсин, Сарсапарели, Мэн. «Добр к собакам», – написано у меня на лбу. Я выхожу на пустую улицу, и тут же из всех щелей лезут любители дармовщинки.

      – Научись смотреть мимо них, – посоветовала жена, – или насквозь. – Она задумалась. – Хочешь, покажу?

      – Показывай.

      Я открыл дверь лифта. Мы прошли через вестибюль отеля «Ройял хайберниен» и сощурились в прокопченную ночь.

      – Святые угодники, помогайте, – пробормотал я. – Вот они, подняли головы, сверкают глазами. Чуют запах печеного яблока.

      – Догонишь меня у книжного через две минуты, – сказала жена. – Гляди!

      – Постой! – крикнул я, но было уже поздно.

      Жена сбежала по ступенькам.

      Я смотрел, расплющив нос о стеклянную дверь.

      Нищие на углу, напротив, возле отеля,