Константинопольский Патриархат и Россия. 1901–1914. Лора Герд

наших руках находятся могущественные средства влияния на народные понятия и душу сербского народа в самой их глубине, и на нас ложится известная доля ответственности за направление, в котором это воздействие проявляется»[233]. Однако проавстрийская политика правительства Милана Обреновича была направлена на ограничение самостоятельности Церкви, в результате чего она не имела того влияния на народ, какое было бы желательно, да и уровень духовенства оставлял желать лучшего. Кроме того, как и у других балканских народов, в Сербии православие отождествлялось с национальной идеей и служило знаменем борьбы за национально-церковную самостоятельность, что заранее обрекало на неуспех любые попытки межцерковного диалога с греками. Страх перед опасностью католической пропаганды, за которой стояла Австро-Венгрия, не позволял Сербской церкви даже ставить вопрос о контактах со старокатоликами, а опасение внутренних смут заставляло проявлять крайний консерватизм во всех других вопросах, в том числе реформы календаря. Сербский митрополит Иннокентий, хотя и ориентировавшийся на мнение России, имел по поводу предложений Иоакима III некоторые особые суждения, высказанные им еще до составления официального текста ответа в частной беседе П. Б. Мансурову. Относительно старокатоликов митрополит Иннокентий высказал мысль, что в этом вопросе необходима большая осторожность, так как он подозревает, что старокатолическое движение, быть может, является «измышлением, посредством коего Римская церковь желает уловить Православную». Касательно календаря митрополит заявил, что в Сербии он уже служил предметом работы двух комиссий— духовной и ученой. Любые изменения в этом отношении могут производиться, на его взгляд, с большой осторожностью как в России ввиду старообрядцев, так и в Сербии из-за опасения смущения в народе. Наибольший скепсис проявил митрополит в вопросе возможности активизации межцерковных контактов. Высказанное Иоакимом III пожелание большего взаимного общения в среде самой православной Церкви, на его взгляд, является набором бессодержательных фраз. Вся новейшая история Сербской церкви направлена на развитие ее самостоятельности, в чем она полагает свою гордость. Наступившее затем снижение ее культурного уровня и уровня религиозности народа не дает ей чувствовать вреда для нее самой. «Вряд ли поэтому, – с сожалением комментировал Мансуров, – возвышенные стремления Св. Иоакима встретят в ней, без внешнего указания, не только благоприятную оценку, но и простое понимание»[234]. Тем не менее, после ознакомления с посланием Русской церкви, сербский архиерейский собор счел необходимым согласовать с ним свой ответ. Сербская церковь заявляла о желательности присоединения старокатоликов к православной церкви; в вопросе календаря сербские архиереи воздерживались от высказывания определенного мнения и предоставляли его компетенции ученых и специалистов. «Нельзя не отметить, – с удовлетворением писал по этому поводу русский поверенный в делах в Белграде, – что взгляды сербских

233

Депеша П. Б. Мансурова. Белград, 13 августа 1902 г. № 76. // РГИА. Ф. 797. Оп. 72. 2 отд. 3 ст. Д. 26. Л. 77-77об.; РГИА. Ф. 796. Оп. 183. VI отд. 1 ст. Д. 4589. Л. 16-16об., 18-18об.; Записка о положении православной церкви в Сербии. Л. 19–24.

234

Депеша П. Б. Мансурова. Белград, 13 августа 1902 г. № 75 // РГИА. Ф. 797. Оп. 72. 2 отд. 3 ст. Д. 26. Л. 75-75об.