Пророки и мстители. Максимилиан Александрович Волошин

для памяти мозг выработал себе двойную перспективу: хронологию и закон причинности, в то время как в области предвидения такого чувства еще нет.

      В слове «революция» соединяется много понятий, но когда мы называем Великую революцию, то кроме политического и социального переворота мы всегда подразумеваем еще громадный духовный кризис, психологическое потрясение целой нации.

      В жизни человека есть незыблемые моменты, неизменные жесты и слова, которые повторяются в каждой жизни с ненарушимым постоянством: смерть, любовь, самопожертвование.

      И именно в эти моменты никто не видит и не чувствует их повторяемости: для каждого, переживающего их, они кажутся совершенно новыми, единственными, доселе никогда не бывавшими на земле.

      Подобными моментами в жизни народов бывают революции.

      С неизменной последовательностью проходят они одни и те же стадии: идеальных порывов, право установлений и зверств — вечно повторяющие одну и ту же трагическую маску безумия и всегда захватывающие и новые для переживающих их.

      Революции — эти биения кармического сердца — идут ритмическими скачками и представляют непрерывную пульсацию катастроф и мировых переворотов.

      Духовный кризис наций, который является неизбежным бичом в руке каждой из великих революций, — это кризис идеи справедливости.

      Идея справедливости — самая жестокая и самая цепкая из всех идей, овладевавших когда-либо человеческим мозгом.

      Когда она вселяется в сердца и мутит взгляд человека, то люди начинают убивать друг друга.

      Самые мягкие сердца она обращает в стальной клинок и самых чувствительных людей заставляет совершать зверства.

      Она несет с собой моральное безумие, и Брут, приказывающий казнить своих сыновей, верит в то, что он совершает подвиг добродетели.

      Кризисы идеи справедливости называются великими революциями.

      Анатоль Франс говорит с горькой иронией:

      «Робеспьер был оптимист и верил в добродетель. Государственные люди, обладающие характером подобного рода, приносят всяческое зло, на какое они способны.

      Если уж браться управлять людьми, то не надо терять из виду, что они просто испорченные обезьяны. Только под этим условием можно стать человечным и добрым политическим деятелем.

      Безумие революции было в том, что она хотела восстановить добродетель на земле.

      А когда хотят сделать людей добрыми и мудрыми, терпимыми и благородными, то неизбежно приходят к желанию убить их всех. Робеспьер верил в добродетель: он создал Террор. Марат верил в справедливость: он требовал двухсот тысяч голов».[13]

      Кабанэс[14] в любопытной книге о революционных неврозах говорит:

      «Голод создавал болезни. Но и зрелище голода создало болезнь, новую, свойственную только этому времени — «бешенство сострадания». Человечество отчаянно взывало к бесчеловечью, к самой смерти — великому врачу, который, казалось, мог исцелить все болезни мира. Марат, которому

13

«Робеспьер был оптимист со он требовал двухсот тысяч голов». — Цитата НЗ авторского предисловия к «Суждениям господина Жерома Куаньяра» (1893).

14

Кабанэс Огюстен (1862 — 1928) — французский писатель, историк, врач.