Кому в эмиграции жить хорошо. Чёрный Саша

и жить хорошо

      I

      Однажды в мглу осеннюю,

      Когда в Париже вывески

      Грохочут на ветру,

      Когда жаровни круглые

      На перекрестках сумрачных

      Чадят-дымят каштанами,

      Алея сквозь глазки, —

      В кавказском ресторанчике

      «Царь-Пушка» по прозванию

      Сошлись за круглым столиком

      Чернильные закройщики —

      Три журналиста старые —

      Козлов, Попов и Львов…

      И после пятой рюмочки

      Рассейско-рижской водочки

      Вдруг выплыл из угла, —

      Из-за карниза хмурого,

      Из-под корявой вешалки,

      Из сумеречной мглы —

      На новый лад построенный

      Взъерошенный, непрошеный

      Некрасовский вопрос:

      Кому-де в эмиграции

      В цыганской пестрой нации

      Живется хорошо?

      Козлов сказал: «Наборщику»,

      Попов решил: «Конторщику»,

      А Львов, икнувши в бороду,

      Отрезал: «Ни-ко-му».

      Опять прошлись но рюмочке

      И осадили килькою,

      Эстонской острой рыбкою,

      Пшеничный полугар.

      Козлов, катая шарики

      Из мякиша парижского,

      Вздохнул и проронил:

      «А все-таки, друзья мои,

      Ужели в эмиграции

      Не сможем мы найти

      Не то чтобы счастливого,

      Но бодрого и цепкого

      Живого земляка?

      На то мы и газетчики, —

      Давайте-ка прощупаем

      Все пульсы, так сказать…

      Пойдем в часы свободные

      По шпалам по некрасовским,

      По внепартийной линии,

      По рельсам бытовым…»

      Попов, без темперамента,

      Как вобла хладнокровная,

      Взглянул на потолок:

      «Ну, что ж, давай прощупаем.

      С анкетами-расспросами

      Мы ходим к знаменитостям

      Всех цехов и сортов;

      К махровым кино-барыням,

      К ученым и растратчикам,

      К писателям, издателям,

      К боксерам и раджам.

      Пожалуй, дело ладное,

      По кругу эмигрантскому

      Пройтись с карандашом…»

      А Львов пессимистически

      Потыкал в кильку спичкою,

      Очки прочистил замшею

      И наконец изрек:

      «Искать Жар-Птицу в погребе

      Занятие бесплодное, —

      Но что же, за компанию

      Пойду и я на лов…»

      Козлов мигнул хозяину —

      Сейчас, мол, кончим, батенька.

      Уж полоса железная

      До половины с грохотом

      Спустилася на дверь…

      «С кого начнем, приятели?» —

      Спросил Козлов задумчиво. —

      «С наборщика, с конторщика,

      Пожалуй, не модель?»

      «Давайте, други милые,

      Начнем хоть с маляров.

      Профессия свободная,

      Веселая, доходная…» —

      Промолвил Львов с усмешкою,

      И зонтик свой встряхнул.

      Пошли ночною улицей,

      Сутулые и хмурые,

      И молча распрощалися

      У бара на углу…

      III

      К почтенной русской пифии

      Варваре Теософченко,

      Как ситцем на прилавочке,

      Торгующей судьбой, —

      Ввалились ранним утречком

      Три пациента странные:

      Какой они профессии,

      Какого рода-звания,

      Сам бес не разберет…

      Как тыква перезрелая,

      К ним подкатила радостно

      Орловской корпуленции

      Сырая госпожа.

      «Прошу. Озябли, голуби?

      Кто первый – в ту каморочку,

      А вы вот здесь покудова

      Приткнитесь на диванчике, —

      Газетки на столе…»

      Но Львов сказал решительно:

      «Мы все втроем, сударыня, —

      А за сеанс мы вскладчину

      По таксе вам внесем». —

      «Втроем? Да как же, батюшка,

      Судьба у всех, чай, разная?

      Как сразу трем гадать?»

      Но даму успокоили:

      «Мы,