Свои собаки грызутся, чужая не приставай. Александр Островский

и верить после этого!

      Бальзаминова. Ну, да вот заметим давай, с которого числа по которое.

      Бальзаминов. Надо считать, маменька, от нового месяца и опять до нового. В это-то время, маменька, и нужно ждать чего-нибудь. У меня просто сердце не на месте; так вот и жду, так вот и жду каждую минуту…

      Красавина входит, Бальзаминов ее не замечает.

      вдруг случится что-нибудь…

      ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

      Те же и Красавина.

      Красавина. Да и случится.

      Бальзаминов (остолбеневши, смотрит на Красавину). Ах!

      Красавина (целуясь с Бальзаминовой). Здравствуйте, матушка Павла Петровна!

      Бальзаминова. Здравствуйте! Садитесь! Что, опять с вестями?

      Красавина. Я, что птица вещая, даром не покажусь!

      Бальзаминова. Не опять ли по-прежнему?

      Красавина. Уж, видно, не судьба; а я не причинна. Сами видели, я свой оборот сделала; а я за всех не ответчица, коли они всякому в своем доме волю дают. (Бальзаминову). Ну что, получил? – Бальзаминов. Что получил?

      Бальзаминова. Я и забыла; ведь тебе письмо принесли. (Достает письмо).

      Красавина. Про него-то я и спрашиваю.

      Бальзаминов. Как это вы, маменька! Вы, должно быть, мне совсем счастья не желаете! Как можно забывать такие вещи! Ведь тут, может быть, вся судьба моя. (Берет письмо).

      Красавина. Тут она и есть.

      Бальзаминов. Ну, вот видите! Эх, маменька! Батюшки, не распечатаю никак, руки так и ходят, так и ходят. (С сердцем). Ну, затряслись! затряслись! Экий характер! экий подлый характер! Сам не рад, ей-богу не рад.

      Красавина. Да и есть от чего. Как тут рукам не затрястись! Еще то ли бывает.

      Бальзаминов. Да постой ты! Я в себя не приду, а ты еще подбавляешь.

      Красавина. Да ну тебя! уж и сказать ничего нельзя!

      Бальзаминова. Тут тебе еще есть письмо; ну да это не важное.

      Бальзаминов. Маменька, маменька! что вы со мной делаете! Боже мой милостивый! До того ли мне?

      Бальзаминова. Ну, я его тут на столе положу; после прочитаешь на досуге, это от Устрашимова; он заходил без тебя.

      Бальзаминов (распечатывает). Ух! насилу распечатал.

      Бальзаминова. Да от кого это? скажите вы мне.

      Красавина. А вот, изволите видеть: ходит-бродит он, добрый молодец, по таким палестинам, что другому и на ум не взойдет. Доходился он до край-Москвы, видит он: стоит нов-высок терем; а во этом терему, во купеческом дому, такая пава, что только «ах», да и все тут. Не скажу, чтобы красавица, а пышна уж очень. Так пышна, что нынче мало можно найти таких женщин, вот как! Уж именно что на ловца и зверь бежит. Вот он ходил-ходил мимо окон-то, да не будь дурень, амурное письмо и напиши. Да таково складно: я видела письмо-то. Пишет это так учтиво, безо всякого охальства. Другой ведь напишет, просто страм; а это хоть барышне дай, так ничего. От этого письма она и приди в чувство; уж оченно ей понравилось, что учтиво пишет-то, что охальства-то никакого нет. А он еще в конце-то стих прибавил: «Взвейся, вихорь-ветерочек, отнеси ты сей листочек в объятия тому,