Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис. Кристофер Бруард

вид, которые действовали как знак принадлежности к чему-то, а не как символ сопротивления. Миф Бо Браммела более ясно иллюстрирует это развитие. В своих мемуарах, написанных через сорок лет после того, как Браммел лишился популярности из-за долгов и укрылся от кредиторов, капитан Гроноу, бывший гвардеец-гренадер, который одно время был соседом знаменитого денди, член парламента от Стаффорда, вспоминал, как появление Браммела на общественной сцене в точности совпало с превращением Лондона в город с ярко мерцающими фасадами и красивыми перспективами, ставшими визуальным воплощением возросшей социальной, политической и экономической мощи города:

      Я никогда не видел более удивительной выходки фортуны, чем неожиданное появление в высшем и лучшем лондонском свете молодого человека, чье происхождение обещало ему намного менее заметную карьеру… найдется мало примеров мужчин, добившихся столь же высокого положения лишь за счет привлекательности своей личности и восхитительных манер[32].

      Посредством тщательно установленных связей и продуманных знакомств Браммел сумел проникнуть в недавно ставшие модными и весьма состоятельные круги, занимающиеся недвижимостью, розничной торговлей и развлечениями, а точнее, стать их олицетворением. Как пишет его поздний биограф Роже Буте де Монвель, «Браммела чрезвычайно привлекал Лондон с его изысканными клубами и аристократическими парками, с надменными и роскошными особняками, приоткрывшими ему свои двери, с его улицами и променадами»[33]. Его квартиры на Честерфилд-стрит и Чэпел-стрит располагались в центре золотого треугольника, славящегося магазинами улиц Сент-Джеймс-стрит и Олд-Бонд-стрит, аллеями Гайд-парка, залами для приемов дворца Карлтон-хаус, библиотеками, закусками окружавшего его «Клубландии»[34]; все это находилось на расстоянии двадцати минут прогулочным шагом. Роскошь этой среды размывала обычные границы между публичным и частным. Комната для одевания Браммела функционировала в точности так же, как витрина его любимого клуба на Сент-Джеймс-стрит, как необходимая арена для разыгрывания спектакля элегантной жизни. Представления о королевской роскоши времен Возрождения блекли перед тем, как смело Браммел имитировал этот ритуал времен дореволюционной Франции:

      В зените популярности его можно было видеть в широком окне клуба White's; окруженный светскими львами, он был законодателем, который время от времени изрекал остроты, которые подхватывала молва. Его дом на Чэпел-стрит отвечал его личной манере одеваться; мебель была подобрана с безупречным вкусом, а библиотека содержала лучшие труды лучших авторов всех времен и народов. Его трости, его табакерки, его севрский фарфор были изысканными; его лошади и экипаж привлекали внимание своим великолепием; в самом деле, превосходный вкус Браммела обнаруживался во всем, что ему принадлежало[35].

      И все же, несмотря на то, каким образом Браммел выставлял напоказ свое окружение, тело и вкусы, информация о

32

Gronow R. Reminiscences of Captain Gronow. London: Smith, Elder & Co., 1862. P. 59.

33

Boutet de Monvel R. Beau Brummell and Times. London: Everleigh Nash, 1908. P. 56.

34

Район Сент-Джеймса получил название «Клубландия» благодаря большому средоточию клубов для джентльменов. (Прим. ред.)

35

Gronow. Reminiscences. P. 62.