Двенадцатый год. Даниил Мордовцев

мне служить, а я желаю.

      – Но вы не из казачьего роду?

      – Нет, мой отец русский дворянин, служил в гусарах.

      – В таком случае вы не можете быть казаком: против вас закон.

      Девушка побледнела и зашаталась. Тревоги нескольких дней, почти две ночи, проведенные без сна, последняя ночь, полная потрясающих впечатлений, пятьдесят верст на седле без роздыха, без сна, без пищи, страстность, с которой все это делалось, чтобы исковеркать всю свою жизнь как женщины, боязнь и мука за отца, грозное и неведомое будущее, наконец, просто усталость, разбитость нежного тела и нервов – все это заставило зашататься необыкновенную девушку. Офицеры заметили это и подскочили к ней. Сам полковник поддержал ее.

      – Простите… успокойтесь… вам дурно…

      – Нет, благодарю… я устала… (девушка спохватилась на окончании женского рода, и слабая краска опять залила ее бледные щеки), – я не спал две ночи…

      Полковник ласково держал ее за руку.

      – Ручонки-то какие – совсем детские… Да, вам надо отдохнуть, а там мы потолкуем, – говорил он нежно. – Господа, пойдемте ко мне… милости прошу и вас, господин Дуров.

      Девушка сделала знак Алкиду – он пошел за нею.

      – Ах, какой дивный конь! – заметил полковник.

      – Да, его хоть в гостиную, – засмеялся молоденький офицер. – Пожалуйте, господин Алкид, – как вас по батюшке…

      Все засмеялись. Алкид чинно выступал за офицерами, словно и в самом деле собирался в гостиную.

      – Ах, какой милый конь! Какая умница!.. Лузин, выводи его да задай ему овса, – распорядился полковник, обращаясь к вестовому.

      – Позвольте, господин полковник, я прикажу Алкиду слушаться, а то он никого к себе не подпустит, – заметила девушка, обращаясь в сторону своего коня.

      И действительно, когда Лузин подошел к нему, чтобы взять его, Алкид поднял голову и сделал угрожающий вид.

      – Ишь ты, строгий какой, недотрога, – заметил вестовой. – Фу-ты, ну-ты…

      Девушка подошла к нему и, погладив шею коня, поправив чуб, падающий на глаза упрямцу, сказала:

      – Ну, Алкид, слушайся вот его – это Артем.

      Конь радостно заржал. Слово «Артем» напомнило ему, вероятно, конюшню, овес и всякие сласти в лошадином вкусе. Он позволил взять себя под уздцы.

      – Вот так-то лучше, – улыбнулся вестовой казак, – а то на – черт ему не брат.

      Юного гостя ввели в дом, занимаемый полковником, – это был дом сельского попа, – усадили, ухаживали за ним, как за найденышем, полковым найденышем. Вошла матушка-попадья, заинтересованная необыкновенным шумом, да так и всплеснула руками:

      – Ах, святители! Да какой же молоденький! Да и какая же мать-злодейка отпустила дитю такую!

      – А вы, матушка, живей самоварчик велите подать да закусить чего-нибудь нашему птенчику, – распоряжался добряк полковник.

      – Да где это вы раздобыли младенца такого? Ах, святители! И жалости в них нет! – убивалась попадья.

      – Это нашему полку Бог послал радость, – смеялся полковник. – Да не морите же его, матушка! Он совсем ослаб.

      – Сейчас, сейчас…

      Юный