Я тебя рисую. Марина Суржевская

это я. Не кричи…

      Удерживающие меня руки исчезли, и, развернувшись, я взглянула в лицо Люка. Облегчение было таким сильным, что я с трудом удержалась, чтобы не кинуться брату на шею. Но он на меня почти не смотрел. Темные глаза обшаривали пространство вокруг, он схватил меня за руку и потащил в сторону, в густые заросли.

      – Люк! Там Мадлен! Она…. У нее кровь на платье… она не двигается… Люк! Мне страшно! Я не понимаю, что происходит… Мадлен, она…

      – Тихо, – безжизненно приказал брат, словно и не слыша того, что я говорю о девушке, с которой он провел эту ночь. Люк затащил меня в нишу, укрытую сплетенными растениями, развернул к себе. – Ева, ты должна нарисовать переход. Помнишь, нас учили?

      Переход? Нарисовать?

      Я смотрела на него с недоумением.

      – Придется на земле, палкой… Ничего подходящего нет…

      – У меня есть мелок, – непонимающе сказала я. Люк кивнул. В его застывших темных глазах ничего не отражалось – пустая тьма, без проблесков цветов, черная воронка пустоты. Он кивнул и стал торопливо освобождать от вьюнка стену.

      – Рисуй, Ева. Поторопись… Влей эликсира… Больше…

      – Люк, что происходит? – чувствуя, как подкатывает к горлу ужас, прошептала я. – Там Мадлен… И кровь… Зачем рисовать? Я не понимаю… Я не умею! Этому учили тебя…

      – Рисуй! – сквозь зубы прошипел он. – Быстро!

      Я не узнавала своего брата. Смотрела в знакомое лицо и видела чужака. Словно в его теле поселился кто-то другой, пугающий и… мертвый. Он сжал мне плечи, встряхнул.

      – Ева! Поторопись! Нужен переход!

      Я неуверенно провела линию на стене. Мелок был совсем маленький, и держать его было неудобно, кончики пальцев цеплялись за шершавую стену.

      – Но зачем рисовать? – глухо спросила я. – Этому учили тебя… я не смогу. Сочини, вот и все…

      – Я больше не могу сочинять, – как-то равнодушно за моей спиной отозвался Люк. – Рисуй, Ева. Ты сможешь.

      Мелок замер и раскрошился от того, что я слишком сильно на него надавила. Смысл сказанного даже не сразу до меня дошел.

      Как это, не может сочинять?! Почему?

      Для нас созидать – то же самое, что дышать. Это наша природа, наша душа.

      И есть только один способ уничтожить эту способность и расколоть душу. Убийство… Намеренное и осознанное убийство разумного существа…

      – Ева, не отвлекайся.

      Я резко обернулась.

      – Люк! Что происходит? Отвечай!

      Видимо, в моем лице отразилось что-то такое, что брат все же решил пояснить.

      – На нас напали, Ева, – по-прежнему равнодушно бросил он. – Дворец захвачен. Крылатые стражи отрезаны. Нам нужно выбираться… Рисуй переход!

      Кажется, сегодня я резко отупела, потому что снова не сразу поняла, о чем речь. А когда поняла…

      – Люк, – сиплым, срывающимся голосом выдавила я. – Что с отцом?

      – Рисуй, Ева, – шепотом повторил брат.

      И в глубине его глаз, на самом дне этого темного колодца со стылой, мертвой водой,