Сиротка. Слезы счастья. Мари-Бернадетт Дюпюи

у нее не было ни малейшего желания подходить к жилищам индейцев монтанье, расположенным на берегу озера. Тошан всегда описывал ей эти места в мрачных тонах. С его точки зрения, было унизительно заставлять индейские семьи селиться строго в определенных местах и лишать их огромных пространств, на которых они когда-то жили.

      – Странно, со стороны кажется, что здесь нет ни души, – прошептала Лоранс, не осмеливаясь слезть со своего велосипеда.

      Сильно оробев, девушка едва не повернула назад, но затем, мысленно отругав себя за свою трусость, решила постучать в дверь. Однако не успела она дойти до двери, как та отворилась сама. На пороге появился Овид Лафлер в серой кофте. Вид у него был ошеломленный.

      – Лоранс! Какой сюрприз! – негромко воскликнул он.

      – Добрый день, месье Лафлер! Я решила прогуляться.

      Чувствуя, что ее тело от волнения дрожит, а щеки зарделись, Лоранс прислонила велосипед к дереву.

      – Решили прогуляться без Мари-Нутты? Разве Мари-Нутта уже не уделяет внимания физическим упражнениям? – усмехнулся Овид, пожимая протянутую руку Лоранс.

      – Моя сестра проведет три недели в Квебеке. Она пройдет там что-то вроде стажировки в газете «Солей». Ей устроила это Бадетта, подруга семьи. Бадетта работает в этой газете.

      – А-а, да, Бадетта, я ее помню. Заходите в тень. Легкий загар, конечно же, сделает вас еще красивее, однако вы будете лучше чувствовать себя в моей карманной школе. Сегодня у меня только один ученик.

      Лоранс с колотящимся сердцем зашла вслед за Лафлером в здание. За столом, склонившись над книгой, сидел какой-то мальчик. Он бросил взгляд на вновь прибывшую и поприветствовал ее легким кивком.

      – Вот тут я и обитаю во время каникул, – сказал учитель. – Я ненавижу праздность, поскольку она вызывает скуку у меня, вашего покорного слуги. Поэтому я предложил детям из резервации летом учиться читать.

      В свои сорок лет Овид Лафлер выглядел намного моложе. В его светло-каштановой шевелюре еще не виднелось ни одного седого волоска, а кожа его лица, в выражении которого чувствовались ум и доброта, была гладкой и молочно-белой. Его зеленые глаза искрились неугасимым оптимизмом, и у Лоранс возникало желание потеряться в этом вечно молодом взгляде.

      – Ну, и что вы думаете об этой моей школе? – спросил Лафлер. – Мало кто интересуется тем, чем я здесь занимаюсь, но у вас это, должно быть, вызвало определенный интерес. Да, Нади?

      – Вы помните мое индейское имя?

      – Конечно же! У меня феноменальная память, – ответил, подмигивая, Лафлер. – Смотрите, я смог забрать старые парты в школе, которая закрывалась. У меня даже есть классная доска. Ваша драгоценная матушка поучаствовала в приобретении этого застекленного шкафа, из которого я сделал книжный шкаф. Я написал ей о своем замысле в письме, и она прислала мне чек, чтобы помочь этой моей деятельности – деятельности очень скромной, однако камешек за камешком можно возвести и замок. Кстати, а как поживает