Нюргун Боотур Стремительный. Народное творчество (Фольклор)

мягкие колени свои,

      На шерстистые колени свои

      Положи меня, укачай,

      Счастье наворожи!

      Сына, горячего нравом,

      Грозного богатыря

      Дай мне родить!

      Дочку-красавицу

      Дай мне родить!

      В тяжкую пору мою —

      Ласково со мной

      Человеческой речью заговори!

      На ложе моем травяном

      В ногах моих посиди,

      Угощением не побрезгуй моим,

      Благосклонно отведай его!

      О, как нестерпимо опять

      Схватывает жестокая боль!

      Как затрепетала во мне

      Крепкая, черная печень моя…

      Как сильно забилось в груди

      Многожильное сердце мое… —

      Так пела, взывала она

      К благодатной Айыысыт.

      Так причитала, стонала она,

      Призывая Иэйэхсит.

      Теплый воздух

      Повеял с небес,

      Закружились клубящиеся облака,

      Опустились до самой земли.

      И вот, почитаемая везде,

      Небесная жизнедарящая мать —

      Ньэлэгэлдин Иэйэхсит,

      Ньэлбэн Айыысыт,

      Белой, как молоко,

      Кобылицей оборотясь,

      С облака сошла,

      Прискакала к урочищу первых людей,

      Прянула на дыбы,

      Глянула в их золотое жилье,

      В их серебряное гнездо.

      И поемным лугом она понеслась,

      По́солонь кру́гом она понеслась,

      Трижды стойбище обежала кругом,

      Трижды фыркнула потом —

      Пал на землю стодневный

      Палящий зной…

      А как трижды звонко

      Проржала она —

      Выпала на́ три года окрест

      Молочно-белая влага с небес…

      Трижды шумно встряхнулась она —

      И маревом синим подернулась даль…

      На обширном лугу-тюсюльгэ,

      Где хозяин готовил пир,

      Где молочный омут кипел,

      Кобылица небесная, встав на дыбы,

      По-журавлиному встав

      На задних копытцах своих,

      Полморды сунула в полный турсук,

      В бурлящий кумысный мех

      И большими глотками пить начала,

      Булькая и журча.

      Потом, глубоко вздохнув,

      Подбежала к просторному дому их,

      Голову просунув свою

      В распахнутое окно.

      Трижды фыркнула —

      И широкий чан,

      Поставленный посреди жилья,

      Кумысной влагою

      Сам собой

      Наполнился до краев.

      О протянутую веревку – сэлэ,

      К которой привязывают жеребят,

      Как будто споткнулась она…

      И вдруг – обернулась она

      Прекрасной женщиной-госпожой,

      Статной нарядной хотун,

      В дом горделиво вошла;

      Душу мальчика

      В виде пернатой стрелы

      Скрывая в правой руке,

      Душу девочки

      В виде ножниц двойных

      Скрывая в левой руке,

      Поступью неслышной вошла,

      По воздуху проплыла

      В серебряное людское гнездо,

      В просторное золотое гнездо.

      Вея