Невеста смерти. Линда Лафферти

карманные часы. – До полдника еще далеко, а у нас много дел. Стража доставит вас к карете, как только вы закончите трапезу. Прощайте, мой господин.

* * *

      Возмущенные вопли Юлия разносились по полям и лугам, мимо которых, следуя по старой дороге в Богемию, тащилась королевская карета. Во избежание повреждений членов и дряблой плоти, поскольку узник метался в карете, его связали мягкими полосками холщовой ткани.

      Мужчины при виде его плевали на дорогу, а женщины крестились за занавешенными окнами.

      Сопровождать дона Юлия министр Румпф не смог – его внимания требовали более важные государственные дела: пока король со всем двором веселился в Праге, управлять империей приходилось Вольфгангу. Вместо него в неблизкий путь отправился священник-иезуит Карлос-Фелипе. Младший сын в дворянской семье Ронда, он вырос в Мадриде и со временем стал духовником некоторых весьма влиятельных особ при испанском королевском дворе, хотя так и не поднялся до самой монаршей семьи.

      Когда короля Рудольфа и его брата Эрнста отправили в детском возрасте ко двору их испанского дяди, Карлос-Фелипе был одним из их наставников. Он понимал, что сумасбродство – фамильная черта Габсбургов, но этот бастард, дон Юлий, был хуже всех, кого ему довелось повидать. Да, двоюродный брат бастарда, дон Карлос, сын короля Филиппа II, тоже слыл чудаком и частенько задерживался в подвалах Эскориала, предпочитая живым общество умерших предков. Но безумие испанского принца было по природе своей болезненным, и он никогда не демонстрировал такой ярости и агрессивности, как Юлий.

      Священник поежился, вспомнив рассказы о Хуане Безумной и ее любви к телу умершего супруга, Филиппа Красивого. Хуана была прапрабабушкой обоих мальчиков.

      Карлос-Фелипе знал, что дон Юлий одержим теми же демонами, что и его испанские родственники, и потому представляет опасность не только для самого себя, но и для всей династии Габсбургов. Священник поклялся королю, что сделает все возможное и невозможное, чтобы очистить душу молодого человека от вселившегося в нее дьявола.

      – Вы знаете, конечно, об иезуитском монастыре в Чески-Крумлове, – сказал министр Румпф, объясняя священнику его миссию. – Постарайтесь заручиться помощью других братьев. Боюсь, совладать с доном Юлием будет совсем не просто.

      Карлос-Фелипе поиграл пеньковой веревкой, охватывавшей его тонкую талию и служившей пояском для черной шерстяной сутаны. Ему уже приходилось иметь дело со странными привычками дяди дона Юлия, Филиппа II, и его слабого рассудком сына Карлоса.

      Он чувствовал, что в состоянии справиться с бастардом. Восточная ветвь Габсбургов размякла и изнежилась. Столь ценимые ими австрийские манеры и обычаи допускали слишком многое и были терпимы к слабости – здесь требовалась строгость и суровая дисциплина испанского двора.

      Словно прочитав мысли священника, министр Румпф сказал:

      – Полагаю, вам достался не простой пациент, но потакать ему не следует.

      – Потворство дурным привычкам лишь поощряет новые, – склонив голову,