Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова. Аркадий Аверченко

говорил, что Вильно в стороне, а между тем мы его сейчас проехали.

      Он скользнул по мне взглядом, сомкнул глаза и захрапел.

      Перед Нюрнбергом он долго и подробно рассказывал о красоте замка Барбароссы и потом, по нашей просьбе, сообщил старинное предание о знаменитом тысячелетнем дубе, посаженном во дворе замка графиней Брунгильдой. Притихшие, очарованные, слушали мы прекрасную легенду о Брунгильде.

      В одном только Мифасов, рассказывая это, оказался прав – он действительно рассказывал легенду: потому что дерево, как выяснилось, посадила не Брунгильда, а Кунигунда – и не дуб, а липу, которая, по сравнению с тысячелетним дубом, была сущей девчонкой.

      По этому поводу Мифасов саркастически заметил:

      – Нам не нужно было ехать через Вильно. Тогда бы все оказалось в порядке.

      Свободное время Мифасов распределял аккуратно на две половины. Первая – безжалостно ухлопывалась на чистку ногтей, вторая – на боязнь заболеть. Между нами была та разница, что мы любили жизнь, а осторожный Мифасов боялся смерти. Каждое утро он брал зеркало, засматривал себе в горло, ощупывал тело и с сомнением качал головой.

      – Что? – спрашивал его порывистый Крысаков. – Еще нет чахотки? Сибирская язва привилась? Дифтерит разыгрывается?

      – Не оваите упосей, – невнятно бормотал Мифасов, ощупывая язык.

      – Что?

      – Я говорю: не говорите глупостей!

      – Смотрите на меня! – восторженно кричал Крысаков, вертясь перед своим другом. – Вот я становлюсь в позу, и вы можете дотронуться до любой части моего тела, а я вам буду говорить.

      – Что?

      – Увидите!

      Мифасов деликатно дотрагивался до его груди.

      – Плеврит!

      Дотрагивался Мифасов до живота.

      – Аппендицит!

      До рук.

      – Подагра! До носа.

      – Полипы! До горла.

      – Катар горла!

      Мифасов пожимал плечами:

      – И вы думаете, это хорошо?

      Мы бессовестно эксплуатировали осторожного Мифасова во время завтраков или обедов.

      Если креветки были особенно аппетитны и Мифасов протягивал к ним руку, Крысаков рассеянно, вскользь говорил:

      – Безобидная ведь штука на вид, а какая опасная! Креветки, говорят, самый энергичный распространитель тифа.

      – Ну? Почему же вы мне раньше не сказали; я уже 2 штуки съел.

      – Ну, две-то не опасно, – подхватывал я успокоительно. – Вот три, четыре – это уже риск.

      Подавали фрукты.

      – Холера нынче гуляет – ужас! – сообщал таинственно Крысаков, набивая рот сливами. – Как они рискуют сейчас подавать фрукты?!

      – Да, пожалуй, еще и немытые, – говорил я с отвращением, захватывая последнюю охапку вишен.

      Оставалась пара абрикос.

      – Мифасов, кушайте абрикосы. Вы ведь не из трусливого десятка. Правда, по статистике, абрикосы – наиболее питательная почва для вибрионов…

      – Я не боюсь! – возражал Мифасов. – Только мне не хочется.

      – Почему