Цветы к сентябрю. Николай Станишевский

Но когда сел за руль, понял, что не смогу сдвинуться даже на фут. Необъяснимый страх, больше ничего сказать не могу.

      Обратил внимание на руки, пока они лежали на руле. Кожа стала совсем серой, сморщилась и загрубела. Ногти отросли и посинели, пальцы стали похожи на конечности мертвеца.

      Или мне все это только кажется?

      Не знаю, что и думать.

      Как мне попасть к врачу? Телефона в этом Доме нет, свой я забыл. Хотя, собственно говоря, зачем мне врач? Буду ждать Джину, мне кажется – она лучшее лекарство.

      29 августа

      Зачем-то взял дневник и перечитал записи за вчерашний день. Поразило словосочетание «моя Джина». А как же Дженни? Ведь в последние дни я совсем не вспоминал о Ней.

      Моя Дженни…

      Очень необычно всё получается. И Джина моя, и Дженни моя. Вроде бы, есть две женщины, но на самом деле нет ни одной. Хотя Дженни, может быть, уже не моя, ведь столько времени прошло… Я жду Джину, потому что она напоминает мне Дженни, а когда вспоминаю Дженни, мне кажется, что в молодости Она была очень схожа с Джиной. Когда я закрываю глаза, я представляю сразу обеих женщин, они медленно сходятся в одну и та, что остаётся, грозит мне пальцем.

      За что?

      За то, что я остался совсем один и стал всего бояться? Я боюсь увидеть Дженни, потому что буду чувствовать стыд за встречи с её молодым двойником. Я боюсь увидеть Джину, потому что это будет в последний раз, а потом мне захочется увидеть Дженни. Ведь Джина сама сказала – для того, чтобы вспоминать её, я должен чаще смотреть на свою жену.

      Вопрос в другом: захочет ли моя жена смотреть на меня?

      30 августа

      Сегодня на море был шторм. Покой в душе закончился раз и навсегда, но оно и немудрено – ведь осень уже совсем близко. Её дыхание чувствуется во всем – в холодной, печальной свежести ветра, в запотевших по утрам оконных стёклах, в тёмных морских водах, которые в бессильной ярости набрасываются на берег. Все вокруг пронизано печалью и злобой.

      Да и сам я полон этими чувствами. Печаль давит оттого, что я остался совершенно один, злоба грызёт меня от собственного бессилия.

      Я не могу больше оставаться в этом чёртовом Доме, но я не могу… уйти… Судьба распорядилась так, что мне суждено коротать эти серые дни у окна….

      Ну почему, почему Дженни не настояла тогда, чтобы я остался?

      А почему я сам этого не захотел? Останься я тогда – и всё…

      И я не встретил бы Джину…

      Ну и что, возможно, это было бы к лучшему…

      Нет, нет, тогда бы я…

      Что, Ник?

      Тогда бы я не смог всего этого прочувствовать и осознать…

      Что осознать, Ник? Того, что, увидев молодую, привлекательную девушку, ты сразу решил за ней приударить?

      Но эта девушка так похожа на мою жену…

      Это твоё больное воображение, Ник… Она совершенно на неё не похожа…

      Пропади все пропадом! Как же вы все мне надоели! Я хочу убежать, я хочу спрятаться, только чтобы не слышать и не видеть вас…

      Кого, Ник? Ты злишься, потому что не можешь… простить себе минутную слабость?

      Это не слабость, это большое чувство…

      Не