Великолепная Софи. Джоржетт Хейер

явно исчерпала запас красноречия, то в комнате на некоторое время воцарилось неловкое молчание. Наконец девушка нарушила его, безжизненным голосом поинтересовавшись, правда ли, что днем у них с визитом побывал ее дядя. С радостью ухватившись за возможность сменить тему и поговорить о более приятных вещах, леди Омберсли поведала дочери о том, какой чудесный сюрприз ее ожидает, и с удовлетворением отметила, что лицо Сесилии просветлело. Впрочем, вызвать у дочери симпатию и сочувствие к неведомой кузине было нетрудно. Девушка не могла представить себе более ужасной судьбы, чем на неопределенное время оказаться на попечении родственников, которые, в сущности, были ей совершенно чужими, и искреннее пообещала сделать все от нее зависящее, чтобы София чувствовала себя у них на Беркли-сквер как дома. Она смутно помнила свою кузину, потому что в последний раз они виделись несколько лет назад; и хотя она иногда задумывалась о том, что путешествие по Европе должно быть волнующим и захватывающим, все же подозревала, что оно сопряжено с большими неудобствами, а потому с готовностью согласилась с леди Омберсли в том, что подобное обременительное существование вряд ли можно счесть идеальной прелюдией к лондонскому дебюту. К тому же, сообразив, что прибытие Софии на Беркли-сквер наверняка изменит к лучшему почти монашеский образ жизни, навязанный семье решимостью Чарльза соблюдать режим строжайшей экономии, она отправилась переодеваться к ужину в куда более умиротворенном расположении духа.

      В тот вечер в столовой за огромным столом сидели четверо членов семейства: его светлость соизволил порадовать супругу своим присутствием на ужине, что случалось крайне редко. Из всех собравшихся он один чувствовал и вел себя совершенно непринужденно, поскольку обладал тем счастливым свойством натуры, которое позволяет не обращать внимания на явные признаки неудовольствия со стороны собеседников. Точно так же он с поразительной легкостью сохранял бодрость и неунывающее настроение, невзирая на унизительное положение фактически пенсионера, пребывающего на содержании у собственного сына. Необходимость решать множество неприятных вопросов повергала его в душевное расстройство, посему он не позволял себе думать о скорбных вещах, что ему вполне удавалось. В моменты же действительно неизбежных огорчений и бед его светлости приходил на выручку собственный гений, и он умудрялся убедить себя в том, что любая тягостная необходимость, с которой ему пришлось столкнуться благодаря своей глупости или железной воле сына, являлась результатом его выбора и принятого мудрого решения. И пока Чарльз оказывал ему хотя бы видимость сыновнего почтения и уважения, он забывал о том, что бразды правления силой вырваны у него из рук. И хотя порой сыновнее уважение становилось вовсе уж призрачным, сии прискорбные обстоятельства длились недолго, и человеку столь сангвинического темперамента, как у него, было нетрудно изгнать