Литературный призрак. Дэвид Митчелл

е в затылок?

      Оборачиваюсь. С шипением съезжаются створки тонированных стеклянных дверей. Ярко светит солнце. На залитой светом автостоянке ни малейшего движения. Вдали шеренга пальм и ярко-синее небо. В пустом фойе слегка покачиваются листья искусственных папоротников, вверх-вниз.

      – Простите, господин?..

      Поворачиваюсь обратно. Дежурная все еще ждет, протягивая авторучку. Улыбка сидит безупречно, как и униформа. Сквозь пудру на ее лице различаю поры, сквозь негромкую музыку в фойе слышу тишину, сквозь тишину – фон в колонках.

      – Кобаяси. Я недавно звонил из аэропорта. Забронировал номер.

      Покалывание в ладонях. Мелкие колючки.

      – О да, господин Кобаяси…

      А что, если она не поверит? Нечистые часто регистрируются в отелях под вымышленными именами. Чтоб предаваться блуду с иностранцами.

      – Будьте добры, господин Кобаяси, впишите имя и адрес… Сюда и сюда… И укажите профессию.

      Показываю забинтованную руку:

      – Боюсь, вам придется заполнить анкету за меня.

      – Конечно, конечно! Как это случилось?

      – Зажало в дверях.

      Она сочувственно содрогается и разворачивает бланк к себе.

      – Ваша профессия, господин Кобаяси?

      – Инженер-программист. Пишу софт по заказам разных компаний.

      Она хмурится. Я не вписываюсь в ее анкету.

      – Значит, у вас нет постоянного места работы?

      – Впишите компанию, на которую я работаю в настоящее время.

      С этим проблем не возникнет. Технический отдел Братства устроит любое подтверждение.

      – Прекрасно, господин Кобаяси. Добро пожаловать в отель «Сад Окинавы».

      – Благодарю.

      – Цель вашего приезда – бизнес или туризм, господин Кобаяси?

      Нет ли двусмысленности в ее улыбке? Подозрительности во взгляде?

      – Всего понемногу, – отвечаю, голосом воздействуя на альфа-волны.

      – Надеюсь, пребывание у нас доставит вам удовольствие. Вот ключ. Если возникнут затруднения, господин Кобаяси, обращайтесь. Мы вам охотно поможем.

      Вы? Мне?!

      – Благодарю.

      Нечистота, нечистота. Эти окинавцы никогда не были чистокровными японцами. Другие предки, пожиже. Направляясь к лифту, спиной чувствую – экстрасенсорное восприятие работает, – что она усмехается. Она бы не усмехалась, если б знала, с кем имеет дело. Ничего, придет время – узнает. И все остальные тоже.

      Огромный отель – и в полдень не видно ни души. Безмолвные коридоры тянутся вдаль, пустынные, как катакомбы.

      В номере нечем дышать. В Прибежище запрещено пользоваться кондиционерами – они отрицательно влияют на альфа-волны. Из солидарности с братьями и сестрами я отключил кондиционер. Окно открыл, но шторы задернул. Кто знает, чей телеобъектив берет меня в этот самый момент на прицел.

      Выглянул из окна – солнце ударило в глаза. Наха – бедный, уродливый город. Если бы не аквамариновая полоска Тихого океана вдали, вполне сошел бы за очередное щупальце Токио. Обычная красно-белая вышка с телепередатчиком, который на частотах, воздействующих на подсознание, транслирует правительственную программу промывания мозгов. Обычные здания супермаркетов, возвышающиеся, будто храмы без окон, маскируя нечистоту великолепием. Промышленные районы. Фабрики, отравляющие воду и воздух. Выброшенные холодильники на пустырях и помойках. Ох уж эти их города – рассадники мерзости и нечистоты! Я провижу Новую землю: могучая длань как метлой сметет скверну смердящую и вернет мир в девственное состояние. А затем Братство построит Град, достойный уцелевших, и они будут беречь его, как зеницу ока, во веки веков.

      В ванной после омовения пристально рассматриваю свое лицо в настенном зеркале. Ты, Квазар, один из тех, кому предстоит уцелеть. Резкие черты – наследие предков-самураев. Четкие брови. Орлиный нос. Квазар, провозвестник. Его Провидчество в своей прозорливости избрал меня. Моя миссия – просиять на пороге царства верных. Одинокая вспышка во тьме кромешной. Предвестник.

      Жужжит вентилятор. Сквозь жужжание слышится плач ребенка. Девочки. Да, много слез проливается в этой юдоли греха. Приступаю к бритью.

      Проснулся рано и долго не мог сообразить, где нахожусь. Мой сон, как мозаика, рассыпался на куски. Среди них мелькнул мой биологический отец. Еще там были господин Икэда, воспитатель старших классов, и пара-тройка придурков похуже. Помню день, когда эти придурки подговорили класс считать меня мертвым. К полудню забавлялась уже вся школа. Все притворялись, что не видят меня. Когда я заговаривал, делали вид, что не слышат меня. Новость дошла до господина Икэды, и что же он сделал, этот уполномоченный обществом пестун юных душ? Сукин сын перед отбоем устроил мне отпевание. Размахивал кадильницей и распевал молитвы, и все такое.

      Пока Его Провидчество не вдохнул в меня жизнь, я был беспомощен. Я надрывался от плача, умолял их прекратить, но никто не видел меня и не слышал. Я был