Последний день в мае. Павел Чекалин

революции». Владилен, видя мою перегруженность, пока молчал. Но, понимая его, я знал, что чем больше он молчит, тем сложнее тема, которую он поднимет дальше.

      Вскоре мы оказались у входа в метро. Он был оформлен в стиле, напоминающем древнегреческие храмы, и украшен чёрными колоннами. Из его дверей беспрестанно появлялись и исчезали горожане, и мы поспешили внутрь. Спустившись вниз, перед нами открылось настоящее великолепие инженерной и трудовой мысли: полукруглый гранитный потолок держал на себе яркие белые лампы, которые, роняя вниз лучи, озаряли пол нежными тонами. Чистое покрытие, похожее на шахматную доску, отражало этот свет, создавая равномерное освещение.

      По всему периметру стен возвышались бронзовые скульптуры людей, олицетворяющие образ нового, советского человека. Красноармейцы и матросы, сражавшиеся за нашу советскую Родину, отдавшие будущим трудовым поколениям своё здоровье и жизни, труженики завода и колхоза, кормящие и строящие страну, ученые, летчики, спортсмены, студенты – созидатели, отстоявшие, построившие и возродившие пролетарскую Родину, наполнившие новой идеей, мыслью, чувством солидарности и братства. Все они предстали перед нами, окружили нас, чтобы показать, какую страну, какую великую практику социального равенства они создали для нас, на какие жертвы пошли ради нас.

      Находясь рядом с товарищем, я осознал, я понял, что есть социализм – эти монументы великих, но в то же самое время простых людей, безмолвно сообщали необходимость борьбы за свободу и равенство трудящихся, за их чувство собственного достоинства, за освобождение от власти капитала, калечащего и унижающего всякого, кто попадает под его власть.

      Окружённый их бронзовыми глазами, я ощущал присутствие этих людей. Чувствовалось, словно они вели безмолвный разговор, показывая своим видом новый мир, к которому мы принадлежим, чьими наследниками являемся и продолжателями какой идеи нам суждено стать.

      У меня кружилась голова, и ноги отказывались слушаться, став ватными, словно мы пробежали десятки километров. До этого я видел подобные скульптуры лишь на страницах литературы, но, встретив их воочию, они покорили меня сочетанием величия и конкретики.

      – Видел бы ты себя со стороны, – улыбаясь, сообщил Владилен, – словно несколько тренировок за раз провел.

      – Я… Я чувствую себя ничтожно малым в окружении этих скульптур, мне кажется, они пронзили меня где-то в глубине… моего сознания, – тихо ответил я.

      – Понимаю, – согласился товарищ, тронув монумент рабочего, – наверное, я зря сразу провел тебя по всему пути.

      – Дело не в дороге, а в её содержании. Ты показал нечто, чего я не ожидал увидеть. Передо мной история… борьбы… – начал я, пытаясь уловить глазами всё разом.

      – Трудящегося класса, – закончил Сухарев, разведя руки в стороны, – он перед нами.

      – Да, – произнёс я с некоторой медлительностью, приближаясь к товарищу. – Это великолепие не только вызывает