Anamnesis. Том 2. Александр Мишкин

деле, должна быть при ней амбулатория. Сиречь – ма-аленькая такая поликлиника, где доктор ведёт первичный приём приходящих страдальцев.

      В амбулатории оказалось людно. На длинных скамейках, расставленных вдоль стен, сидели человек пять, старательно держась за разные части своих тел.

      – Здрасьте! – оторопело выпалил я.

      – Здравствуйте, доктор! – нестройным, но дружным хором протянули терпельцы.

      Антон Иваныч открыл передо мной дверь с воодушевляющей надписью: «Приём круглосуточно»:

      – Прошу, Пал Палыч, пожалуйте сюда. Народ уж заждался. Мы тут, конечно, с утра немного разгребли, но пятеро ещё остались.

      Я быстро прошёл внутрь и, впустив свою свиту, плотно закрыл дверь:

      – Вы что, хотите сказать, что я прямо сейчас должен вести приём?!

      В комнате повисла нездоровая тишина. Первой дар речи обрела Клавдия Петровна:

      – Ну да, разумеется! А как же?

      – Да вы не тушуйтесь, доктор, если что – мы вам поможем! – обнадёжил меня Антон Иваныч, раскрывая дверцы огромного допотопного шкафа, – Здесь у нас картотека.

      На полках и в самом деле выстроились брошюрки амбулаторных карт разной толщины.

      – Все Кобельки тут! С окрестностями! – с гордостью заявил фельдшер, любовно проводя рукой по разноцветным корешкам.

      Поняв, что романтика закончилась и началась суровая сермяжная проза трудовых будней, я вздохнул и уселся за стол:

      – Приглашайте очередного! – и принялся нервно вертеть в пальцах карандаш.

      В кабинете случилась короткая суета. Клавдия Петровна, разулыбавшись (как мне показалось, с облегчением), развернула персонал лицами к двери и в пару секунд вытолкала всех вон. И выпорхнула сама. Прикрывая за собой дверь, фельдшерица обернулась и довольно игриво подмигнула мне. Меня передёрнуло.

      Со мной остался лишь Антон Иваныч. Он уселся за свой столик, стоящий напротив моего, и деловито принялся раскладывать на нём какие-то журналы. Наконец, раскрыв самый толстый из них, фельдшер повернулся к двери и гаркнул:

      – Следующий!

      Дверь моментально распахнулась и в кабинет влетела маленькая бабулька лет эдак ста – ста двадцати. Широко улыбаясь беззубым ртом, ископаемое уселось на стул рядом со мной и констатировало:

      – Молоденький!

      – Ничего, это пройдёт! – успокоил я старушку и попытался направить разговор в деловое русло, – На что жалуетесь?

      – Зинка, шошедка, шпёрла шо двора шолёные огуршы из кадки, шволочь шишяштая! – скорбно поведала бабка и с надеждой уставилась на меня.

      – Какая сволочь? – оторопело уточнил я.

      – Шишяштая! – с готовностью повторила пациентка.

      Я вопросительно взглянул на Антона Иваныча.

      – Сисястая! – перевёл он, не отрывая взгляда от журнала, в котором что-то писал.

      Я почувствовал, что краснею. Карандаш в моих пальцах с громким хрустом сломался. Бабка подпрыгнула на стуле