Макабр. Книга 1. Влада Ольховская

выбрать надгробную надпись. Думаю, мне подошло бы что-нибудь вроде «Единственный в мире великий злодей, который ушатал сам себя во имя добра». А, как звучит? В меру пафосно для могильной таблички, в меру честно для очищения души.

      Поверить не могу, что я действительно это сделал. Ну, ничего, времени на самобичевание и осознание глубины той ямы кретинизма, в которую я себя загнал, у меня хватало. После многоуровневой медицинской комы только и можно, что думать. Помнится, смотрел я какой-то старый фильм, в котором герой после двадцатилетней комы бодро вскочил с койки и попрыгал кузнечиком в сторону рассвета да по ромашковому полю.

      А так делать нельзя. Даже если ты в коме провел не годы, а месяцы или недели. Любая попытка попрыгать после такого приведет лишь к тому, что внутренние органы слипнутся в неопрятный комок, который захочет покинуть тело скорее рано, чем поздно, и интрига лишь в том, какой путь он для этого выберет.

      Я в медицинской коме оказываюсь не первый раз, знаю, что это такое – и что нужно делать. Преимущественно ничего. В первые часы после пробуждения сознания телу нужен абсолютный покой, чтобы мозг снова обрел над ним полную власть. Поэтому я не дергался, да еще и предусмотрительно оставил глаза закрытыми. Со стороны наверняка казалось, что я сплю, и ко мне не приставали с дурацкими вопросами. Я же в это время анализировал собственное положение.

      Новость номер один: хорошая. Медицинская кома помогла, насколько я могу судить на начальном этапе, тело восстановилось полностью. А это оставалось под вопросом до последнего, я-то прекрасно помню, до какого состояния себя довел! И, что еще приятней, мозг работает как раньше. Чтобы убедиться в этом, я мысленно начертил формулу «рипера», потом просчитал, сколько противопехотных бомб потребуется, чтобы убить всех солдат на «Виа Феррате», провел полное вскрытие среднестатистического кочевника… Не то чтобы я собираюсь это делать – в ближайшее время или вообще. Мне просто важно знать, что я могу. Память тоже не подводила, хотя ее я касался с привычной осторожностью, в этом лабиринте не туда свернешь – ощущения похуже будут, чем от воспаления мозга. Например, смотреть, как сектант корчится в предсмертных муках, весело и даже познавательно. А говорить с Кристиной больно… все еще больно. Но я как личность уцелел, и на том спасибо.

      Новость номер два: хорошая. Мое внутреннее оборудование не тронули. Не представляю, сколько им вообще об этом известно – все зависит от того, какое обследование провели, пока я был в коме. Но даже если рассматривать худший вариант, это не так уж важно. Что с того, что они знают? Повлиять на внутренние хранилища оружия можно только моим же нейрочипом, а он на месте. Работает нормально, вскрыть даже не пытались, да и не смогли бы. Короче, когда пройдет болезненная слабость и я смогу восстановить потерянную мышечную массу, у меня есть все шансы стать прежним.

      Новость номер три: плохая. Все эти крайне приятные перемены были бы невозможны, если бы меня уволокли в какой-нибудь темный угол и просто позволили отоспаться там. Похоже,