Гений. Алексей Слаповский

но… В общем, завтра.

      Мовчан мог бы сказать, что дело в приезде Степы (любовь любовью, а отцовский долг никто не отменял), но сработала милицейско-полицейская привычка наводить туман. Туман, конечно, односторонний: я тебя вижу, ты меня нет. Видящему легче управлять невидящим.

      – Тогда пусть принесут поесть! – велела Светлана.

      – Разве не кормили? Как тебя там, иди сюда! – закричал Мовчан.

      Клюквин тут же возник.

      – Почему не кормим задержанных? Живо принес!

      Сержант замялся. Мовчан понял, поманил его к себе и выдал денег.

      – В столовку метнись через дорогу, возьми что-нибудь там! – распорядился Мовчан.

      – Момент!

      Серега исчез.

      Трофиму Сергеевичу никто не мешал задержаться и еще поговорить со Светланой, полюбоваться ею, но он не хотел так быстро растратить свое счастье.

      Он лишь позволил себе, уходя, обернуться и улыбнуться Светлане ласково и многообещающе, отчего ей стало холодно и страшно.

      Тем временем Евгений и Аркадий тоже зашли в столовую, имевшую вывеску «Кафе Летнее».

      – Оно только летом работает? – спросил Евгений.

      – Нет.

      – Тогда странное название. Как быть весной, осенью, зимой?

      – Мечтать о лете.

      – В этом есть логика, – согласился Евгений. – Но тогда летом получается странно. И так вокруг лето, и кафе «Летнее». Будто никто не знает.

      – Просто слово хорошее, – машинально ответил Аркадий.

      Они вошли, Евгений достал диктофон и произнес:

      – Евгений и Аркадий увидели перед собой прямоугольное застекленное помещение с квадратными столами и стульями из фанеры и металла. В углу сидели трое мужчин со стаканами. В другом углу сидел старик и ел. Сбоку сидела женщина и кормила мальчика. Из глубины пахло жареным луком. За стойкой стояла женщина в белом халате и в белой косынке, она посмотрела на вошедших радушным взглядом хозяйки.

      Евгений ошибался: женщина в халате, как только увидела незнакомого человека с чем-то в руках, тут же разозлилась.

      – Фотографировать запрещено! – закричала она.

      – Обычная реакция людей, работающих там, где что-то не в порядке, – сказал Евгений Аркадию. А женщину успокоил:

      – Я не фотографирую.

      – А чего же ты там делаешь?

      – Записываю.

      Женщина разволновалась еще больше.

      – Сима! – позвала она, оглянувшись.

      Вышла, вытирая руки о передник, девушка лет двадцати пяти, худенькая, с небольшим острым носиком, черными большими очами, вышла решительно и грозно, как командирша. Она улыбалась очень красивой улыбкой, показывающей ровные белые зубы, но улыбка эта была нехорошей.

      – Чего еще тут?

      – Записывают! – пожаловалась женщина.

      – Да ничего мы не записываем, привет, Сима! – сказал Аркадий.

      – Привет, а это у него что?

      – Это так. Для впечатлений. Он типа писатель. Только устный.

      – Он писатель, ты журналист, с чего бы мне такой почет? Вы есть пришли или записывать? Мало мне всяких комиссий и проверок?

      – Было что-то повелительное