На пересдачу, Кэсси Рок! Четвертая попытка. Ольга Алексеевна Ярошинская

мрак, тень Честера металась по стене, Мелани не выходила.

      Поначалу Чес пытался воздействовать на нее по-хорошему: уговаривал, просил, умолял. Обещал награду, сулил всякую помощь, клялся в вечной дружбе, если только Мелани соизволит явиться и просто поговорить.

      – Я ведь знаю, что ты здесь! – воскликнул Чес, заглядывая в колодец. – Выходи! Ты сидишь тут уже триста лет, тебе все равно нечего делать! Что это? Гордыня? Злоба? Тупо лень?

      – Туполень, туполень, – донеслось из колодца эхо, никак себя до этого не проявлявшее.

      – Вот как, значит…

      Следующим способом воздействия Чес избрал музыку.

      – Сидишь тут одна, – говорил он, пытаясь справиться с замком на шкафу. – Привыкла небось к покою. К тишине.

      Заклинание сработало, замок поддался и щелкнул, и Чес открыл запылившиеся дверки. Часть артефактов была подписана, некоторые лежали так, без ярлыков. О Николасе Дудке Чес был наслышан. Артефакты, созданные им в плену, можно было использовать только причиняя себе увечья. Но как музыкальные инструменты они вполне годились и без членовредительства.

      Чес протер рукавом трубу, прижался к ней губами и дунул.

      Хриплый протяжный стон разнесся по подвалу предсмертным воем слона.

      – В общем так, – сказал Чес, убрав трубу ото рта. – Мне нужен просто разговор. Это даже в твоих интересах. Расскажи, как упокоить мытаря, я сделаю все, что надо, и твоя душа отправится на небеса. А если и дальше будешь играть в молчанку, то приготовься наслаждаться музыкой.

      Тень на стене замерла в ожидании.

      – Сама напросилась, – сказал Чес, вновь поднося к губам трубу.

      Она хрипела и ревела, но Мелани не отозвалась. Потом в ход пошли гусли, но Чес быстро признал их неэффективными. Вот скрипка была куда лучше. Чес с энтузиазмом пилил ее смычком, пока от резкого пронзительного визга не разболелись уши. Следом пришел черед здоровенного тромбона, от баса которого на плечи осыпалась штукатурка, а позже – гармошки. Увлекшись, Чес даже сумел выжать из нее незатейливую мелодию, а затем вытащил из шкафа здоровенный барабан.

      – Мелани, – позвал он. – Не хочешь помогать – ладно. Сделай хотя бы так, чтобы сегодняшнее утро осталось со мной, и я уйду. Просто не забирай у меня это, слышишь?

      Он стукнул по барабану ногой, дунул в тромбон и растянул меха гармошки, но Мелани так и не появилась. Ему померещился легкий смешок, но, может, это были отголоски аккорда.

      – Ладно, – сказал Чес, возвращая инструменты в шкаф. – Есть еще способ. Я не хотел, но ты меня вынуждаешь.

      Он снял пиджак и аккуратно повесил на спинку стула, расслабил галстук-бабочку. Пламя факела заметалось как от порыва ветра, и тень на стене задрожала, размываясь. На миг Чесу померещились острые уши, лохматая холка, как будто он уже не человек. Пути назад нет – на кону слишком многое.

      – Возможно, ты задаешься вопросом, что это он делает? – произнес он, расстегивая рубашку.

      Тишина словно загустела в ожидании его ответа.

      – Так я скажу, – продолжил