Пастух и пастушка. Виктор Астафьев

где ты амуницию взял? Так она тебе идет!

      – Рюрик дал. Его комиссовали.

      – Молодчик.

      – Кто молодчик-то?

      – Ты, конечно! Вон от икоты меня излечил. А на- шел-то как?

      – Нюхом!

      – Ну и нюх у тебя! Звериный прямо!

      – Говорю тебе, таежный человек я.

      – С тобой опасно!

      – Еще как!

      Лида явилась в синеньком платье с белой кокеткой, в навощенных туфлях, причесанная как-то так, что волосы вроде бы сами собой на плечи скатываются, но в то же время и прибраны, и не кудлаты.

      – Вот и я нарядилась! – перехватив мой взгляд, сказала она, скованная и чего-то стесняющаяся. – Не одному тебе форсить! – И, чудно закинув подол, подсела на диван, ощипалась, натягивая платье на колени. – Малое все сделалось…

      Я листал журнальчики и помалкивал да поглядывал на нее украдкой.

      – Что-то мама задержалась, – сказала Лида таким тоном, будто обманула меня в чем, и, не дождавшись ответа, с натянутым смехом прибавила: – В очереди застряла. Стареет. Любит поболтать. А раньше терпеть не могла очередей и болтовни.

      Я листал «Всемирный следопыт». Лида отняла у меня подшивку.

      – Ну, что будем делать, Миша-Михей?

      – Почем я знаю?

      – Почем-почем! Бука! – ткнула она меня в бок длинным пальцем.

      Я подпрыгнул, потому что щекотки боюсь.

      – Мы будем гулять с тобой по Краснодару. Вот придет мама, пообедаем и отправимся. А то забудешь наш город. Уедешь и забудешь.

      – Не забуду!

      – Как знать!

      – Не забуду! – упрямился я.

      – И до чего же ты сердитый, Мишка-Михей!

      – У нас вся родова такая. Медвежатники мы.

      – Какие медвежатники? Медведей ловили, что ли?

      – Ага. За лапу. Дед мой запросто с ними управлялся: придет в лес, вынет медведя за лапу из берлоги и говорит: «А ну, пойдем, миленький! Пойдем в полицию!» И медведь орет, как пьяный мужик, но следует.

      Лида внимательно слушала меня и вроде бы даже верила.

      – Ну и балда же ты, Лидка! А еще говоришь, в институте учишься!

      – Сам ты балда!

      Лида хлопнула меня по руке. Я ее. И пошла игра: кто чью руку чаще прихлопнет. Лида, медицинская сестра, ничего не скажешь, ловкая девка! Однако же и я не в назьме найден – в тайге вырос, с девяти лет ружьем владею, потом детдомовскую школу прошел – может, самую высшую по психологии и ловкости школу.

      Лида лупит меня по руке, а я ее заманиваю, а я ее заманиваю. И как только она увлеклась, тут я и завез ей изо всей силушки!

      Лида завопила – и руку в рот, а на глазах слезы навернулись от боли. Девушка все же, нежное существо, а я… Виновато погладил я ее руку, стал на пальцы дуть. А пальчишки, Господи Твоя воля, аж светятся насквозь, и ногти розовенькие. Вот если бы не детдомовец я был, то и поцеловал бы пальчики эти, каждый по отдельности, но не могу я этого сделать, стыдно как-то.

      Однако же и оттого только, что я подул на ушибленную руку, легче сделалось Лиде, и она принялась колотить меня кулачишком.

      – Вот