Эдит Пиаф. Я ни о чем не сожалею…. Эдит Пиаф

напев прямо в душу проник,

      И счастлив был даже бедняк в этот миг!

      А церковь как будто по небу плыла,

      И молодую, что сердцем светла,

      Славили, славили колокола.

      Я встретила Жака Пиллса впервые в 1939 году, быть может, годом раньше. Я уже много слышала о нем, ибо он был хорошо известен, но наши пути до этого не пересекались. Мы выступали в Брюсселе в одной программе. Мое еще мало кому известное имя напечатали на афише микроскопическими буквами, не больше, чем имя издателя, тогда как его и Жоржа Табе было набрано огромным жирным шрифтом.

      Пиллс и Табе – очень модный тогда дуэт – исполняли многочисленные популярные песни, в том числе прелестную «Спи на Сене» Мирея и Жана Ноэна. Они объездили всю Америку с востока на запад и делали повсюду огромные сборы, тогда как моя скромная персона даже известна не была за пределами Франции. Естественно, что вся программа держалась на них. Тот факт, что в рекламе говорилось лишь о них, кажется мне сегодня вполне справедливым. Но тогда я находила это чрезмерным и, не стесняясь, высказывала свое мнение за кулисами в надежде, что оно дойдет до тех, кому предназначалось. Что действительно и случилось.

      Дабы подчеркнуть свой протест, я каждый вечер устраивала – не очень, правда, шумную – демонстрацию, проливавшую слабый бальзам на мои раны: после своего выступления я покидала театр. Таким образом, я ни разу не слышала их песен. Думаю, что Пиллса и Табе это не слишком огорчало. В свою очередь, они избегали меня и не приходили в театр во время моего выступления. Таким образом, и они никогда не слышали меня. Я была для них только именем, да притом еще маленьким, человека… со скверным характером!

      Я встретила Жака снова в Ницце в 1941 году и на сей раз пошла его слушать. Мое предубеждение к нему давно прошло, и теперь мне пришлось признать, что тогда, в Брюсселе, я была несправедлива.

      В общем, он мне очень понравился, и, когда мы с ним разговаривали, мне показалось, что и я нравлюсь ему. Он не говорил этого, но глаза бывают красноречивы! К сожалению, ни он, ни я не были тогда свободны…

      Несколько лет спустя мы оба оказались в Нью-Йорке: Жак выступал в одном кабаре, я – в другом. Время от времени мы встречались у общих друзей – с радостью и одновременно с чувством какой-то неловкости, причем разговаривали лишь на профессиональные темы. Я читала в его взгляде другое, и, полагаю, он видел в моем то же самое, но ситуация оставалась прежней. Видимо, час, когда мы сможем пойти с ним по жизни одной дорогой, еще не наступил…

      По возвращении во Францию я узнала, что Жак развелся. Вскоре и я стала свободна.

      В тот день я сказала себе, что знаю на свете двух свободных людей, которые скоро могут соединить свои жизни.

      Не знаю только, каким путем судьба сведет нас вместе.

      После долгих гастролей по Южной Америке Жак возвращался на теплоходе «Иль де Франс» во Францию вместе со своим американским импресарио Эдди Льюисом, который после смерти Клиффорда Фишера выполнял эти же обязанности и во время моих гастролей в Америке.

      Однажды