Нокла и Горизонт. Александр Иванушкин

верей шел меж снежных стен по зимнику «Турмалин – Нокла». Нокла – верхний склад. Там три барака, дизель-электростанция и ПРМ (передвижная ремонтная мастерская). Зимой, конечно, ад. Но летом, разумеется, рай. Летом лесные бригады валят банан на летниках (уходят из Ноклы в сухие места). Здесь же оттаивают бездонные болота и оживает витаминная линия – морошка, голубика, черника, брусника, клюква.

      В ягодах Ноклы повышенное содержание серебра. Никто не знает откуда в ягодах серебро, но всем это очень нравится. Мне тоже это очень нравится, хоть я их еще не пробовал. Я появился здесь в декабре. После отстоя в Турмалине, меня и еще двоих духов «отобрали для Ноклы». К несчастью, для Ноклы без ягод, без озер, для Ноклы промерзшей до костей и заваленной снегом по крыши.

      Дело в том, что я умный и сильный. И теперь зеленый ЗИЛ с оскаленной мордой тянет порыкивая себя и поклажу по ледяному зимнику. А поклажа – битый кунг без дверей, в котором я, Алеут, Цапфа, какие-то мешки и две окаменевшие свиные полутушки. Как сказал Алеут: «Что -42, что +42, одинаково хреново». Вот не знаю.

      В начале мы пели, потом ели (нашли мешок с луком и настрогали стружек с каменной свиньи), но так и не согрелись. Бушлаты на телогрейки, ватные штаны, валенки – все прах, когда ты не двигаешься. А двигаться уже нет ни желания, ни сил. Конечности утеряли чувствительность и подвижность. Цапфа, похоже, помер. Алеут сосредоточенно кряхтел (пытался шевелить пальцами рук и ног).

      – Цапфа, ты жив?

      – Пни его…

      – Цапфа! Глаза открой!

      – Восемьдесят километров. Интересно, сколько осталось еще?

      И тут Цапфа задекламировал своего Мандельштама:

      – В серебряном ведре нам предлагает стужа Валгаллы белое вино…

      – Опа. Бред цапфиный попер.

      – Мы едем в вечность, ребята…

      – Цапфа, не надо в вечность. Давай в Ноклу.

      – Зачем? Вот свет в конце пути. Белый, слепящий…

      – Дурень, это гребаная снежная пустыня в проеме.

      – Ты в кунге, Цапфа. И просто замерзаешь. Подымай его, Алеут.

      – Щас, Ваньша, себя бы поднять…

      Ты такой веселый клоун, когда тебя слушаются только мышцы торса и ноги выше колен. Два таких веселых клоуна в тряском кунге копошатся, пытаясь согнуть третьего в сидячее положение. И еще давно, слишком давно хочется отлить. Пожалуй, (спасибо ангел) мы выжили только потому, что я не желал писать в обмундирование.

      – Я плохой совсем. Так что будем делать это втроем. Без вас я сейчас обоссусь.

      – Опа. Обоссаным в Ноклу нельзя, сожрут.

      – Спасибо, Алеут. Не сожрут. Я сейчас там, в проеме, на колени встану, а ты Цапфу мне на ноги закатишь. Весу в нем немного, но хоть какая-то страховка. Дальше будем размышлять…

      – Ребята, я с вами. Кати меня куда надо, Алеут.

      Да. Я, Иван Баюклин, называемый Алеутом «Ваньша», сделал свое непростое дело (спасибо товарищам) на эту убегающую белую дорогу. И маленькая анимешная Фрейя за елкой, прижав пушистые ушки, отщелкнула пальчиком на алмазных счетах крошечный кристалл: «Не описялся. Первый уровень пройден. Кровоснабжение оптимизировано на восемь процентов».

      Мифы света воспевают усилия, мифы тьмы – результат. Мы выпали из кунга у барака и я понял, что рассказы о лесниках – страшная правда. В Турмалине нас пугали, не испугали, но вот эти поджарые, ловкие, ощерившиеся звери на крыльце – ослепительный ужас. Противостать же сегодня в нас мог только дух. Ну на то мы и духи.

      Добрый прапорщик Максимчук, что доехал до Ноклы в теплой кабине, сказал крыльцу: «Ваши» и ушел куда-то в белое. Ориентация, это то, что нужно было немедля обрести и мы с Алеутом выдвинулись прикрывая неуклюжего Цапфу. Это развеселило агрессивную среду и она заговорила.

      – Вот эти два пельменя хороши.

      – Хороши бровки хмурить…

      – Ну, не очень задохлые, раз доехали. День без жмуров – хороший день.

      – Еще не вечер.

      – Харе болтать. Припас пусть выгружают.

      – Тащите, духи, все из машины в столовую. Вон то здание, там повар куда что покажет.

      Мы с Алеутом вывалили первую полусвинью на снег. Засунуть Цапфу обратно в кунг, чтобы подавал, не получилось (ноги у него не сгибались) и тут маленький злой человек с синим лицом (водитель нашего зила) подошел сзади и ткнул в Цапфу железным ведром.

      – Ты. Полный бак.

      И дурень Цапфа ведро взял.

      – А где?

      – Там.

      Синий махнул рукой в белое. И дурень Цапфа в белое потопал.

      С крыльца проворковали:

      – Быстрее разгрузите, быстрее до печки доберетесь, жиробасики.

      Это был наш с Алеутом смертный грех. Отпустили Цапфу одного в белое. Цапфу, который и в Турмалине в трех соснах путался, Цапфу, который ничего тяжелее шариковой ручки в руках