Такая вот жизнь, братец—3. Диалоги с самим собой. Валериан П.

очь в Нигерии (см. Такая, Вот, Жизнь, Братец – 2) Сегодня всё в последний раз: мой последний рабочий день на стройке и прощание с коллегами-переводчицами (не очень искреннее: они завидуют мне, а я им), последний обед в столовке, последняя поездка в Лагос, последняя прогулка по площадке. … Вот и сейчас, в последний раз завалюсь в койку и засну под шум кондиционера и урчание холодильника. И эти приглушенные голоса, и музыка, доносящиеся из нашего кинотеатра под открытым небом, – всё это в последний раз…

      Странно, но при мысли о долгом перелёте домой уже не страшно. На душе покой, как у человека, достойно завершившего своё дело. Может это оттого, что на неделю назад благополучно отправил на родину любимую женщину с пятимесячным ребёнком в утробе? Не знаю. Может, и так. Эти полгода пролетели, как один день. Я был влюблён и любим, рядом была самая роскошная в мире женщина, и вообще… всё было окей. Были, конечно, и тревожные моменты. Пару месяцев назад С. подхватила малярию, пришлось обратиться в медсанчасть. Пришла врачиха, осмотрела её и говорит: «А вы знаете, вам надо срочно ехать в Союз. У вас прощупывается большая киста в матке». Но С. осталась: надо было дорабатывать контракт. И надо сказать, пахала она наравне со всеми нами: и на переговорах, и в поездках по фирмам и на трассу. Приходилось, как всем, простаивать часами в душных дорожных пробках и грязь месить на трассе. А по воскресеньям мы ездили на океан. Но теперь она уже дома, у неё все позади, а мне ещё предстоит и перелёт, и встречи…

      Сегодня моя последняя ночь в Нигерии (см. Такая, Вот, Жизнь, Братец – 2) Сегодня всё в последний раз: мой последний рабочий день на стройке и прощание с коллегами-переводчицами (не очень искреннее: они завидуют мне, а я им), последний обед в столовке, последняя поездка в Лагос, последняя прогулка по площадке. … Вот и сейчас, в последний раз завалюсь в койку и засну под шум кондиционера и урчание холодильника. И эти приглушенные голоса, и музыка, доносящиеся из нашего кинотеатра под открытым небом, – всё это в последний раз…

      Но мыслей о доме – нет. Не хочется думать, как всё будет ТАМ, как встретят, что надо будет говорить и т.д., и т. п. Если всё обойдётся, и я останусь жив (а как же иначе!), буду считать, что мне крупно повезло. А всё остальное – мелочи жизни.

      Но мыслей о доме – нет. Не хочется думать, как всё будет ТАМ, как встретят, что надо будет говорить и т.д., и т. п. Если всё обойдётся, и я останусь жив (а как же иначе!), буду считать, что мне крупно повезло. А всё остальное – мелочи жизни.

      …Сегодня утром ездил с бухгалтером в Лагос, в нигерийский банк за зарплатой рабочим. Там нам выдали сто тысяч найр наличными (это около двухсот тысяч долларов), а у нас ни охраны, ни личного оружия. Помню, как, запихивая пачки купюр в мешок, я нервно поглядывал по сторонам и, встречаясь взглядом со стоявшими поодаль служащими, видел, как они отводят глаза в сторону. Провожаемые взглядами клерков и охраны, мы вышли на улицу, прошли к стоянке и сели в наш хилый «жигуль». И в трафике потом стояли, а вокруг – набитые нигерийцами машины. Любой мог вытащить пушку и расстрелять нас на месте… Но, ничего, слава Богу, пронесло. Лишний раз доказывает, что я родился в рубашке…

      …Помню тоже, был случай, ещё на первом году моей жизни здесь. Группу наших спецов направили в соседний с Нигерией Бенин и меня прикомандировали к ним в качестве переводчика. Там, в порту столицы Бенина Котону разгружался наш сухогруз. Ну, приехали, разместились в одной из кают и, как водится, решили отметить приезд. Я надрался, как собака, стал выступать («не по делу», как мне потом объяснили) и шофёр нашего зам гендиректора Коля – здоровый такой бугай – вырубил меня ударом в челюсть. На следующий день, я проснулся со страшной головной болью. Вижу, что лежу в каюте один в разорванной майке, а на столе записка с приказом отправляться назад с колонной разгруженных КрАЗов. Пришлось возвращаться на стройку. Думал, первым же рейсом отправят в Союз, но дело замяли, хотя потом мне частенько припоминали эту драку. Но не в этом дело. Перед поездкой в Бенин мне выдали чековую книжку на пару тысяч долларов на непредвиденные расходы, которую, вернувшись, я сразу же сдал в бухгалтерию. Помню, как укоризненно посмотрел на меня бухгалтер, молча принимая ее из моих рук и засовывая в сейф. Все уже всё знали. Да, первый год прошёл совсем не так, как этот….

      Потом был отпуск, два месяца томительного ожидания в Питере и Эстонии, телеграмма о продлении срока и мой приезд на строительство. Вместе со мной сюда приехала аудиторская комиссия, начали всех шерстить. В результате сняли с работы почти все начальство вместе с гендиректором. Однажды вызвали и меня «на ковёр». «Вот, вы, – говорят – ездили в командировку в Котону и не отчитались за полученную сумму в американских долларах. Где они»? «Так я же все сдал в бухгалтерию», с ошарашенным видом отвечаю я. «А где расписка»? «Какая расписка»? «О том, что деньги сдали». «Нет у меня никакой расписки», говорю я, а у самого все похолодело внутри. Рассказываю, как все было. Полезли в сейф, стали там рыться и нашли-таки на дне эту злополучную чековую книжку (а бухгалтера к тому времени уже в Союз отправили). Потом приводили меня в пример. «Вот, – говорят, – все у нас мошенники, один только переводчик П. честным оказался»…

      Но всё