Дни, когда мы так сильно друг друга любили. Эми Нефф

рождения ты перетягиваешь внимание на себя!

      Эвелин игриво его толкает.

      – Ой, да ладно! Я вообще твой лучший подарочек.

      Он улыбается, и они вместе задувают огоньки.

      После этого мы направляемся на Бернард-бич любоваться заходом солнца. За причалом кто-то запускает фейерверки, видимо, оставшиеся со вчерашнего празднования Дня независимости, и они озаряют темнеющее небо красными и золотыми вспышками. Становится прохладнее, Эвелин обхватывает себя руками в попытке согреться, а я еле сдерживаюсь, чтобы не притянуть ее к себе. Был бы у меня с собой пиджак, я бы накинул ей на плечи, но даже этот жест вызвал бы подозрения у ее брата.

      Томми встает, оставляя на покрывале между мной и Эвелин сморщенный отпечаток, и достает из заднего кармана отцовскую серебряную фляжку.

      – Повеселимся?

      Он делает большой глоток, вздрагивает и передает фляжку Эвелин.

      Она подносит ее к носу и отшатывается.

      – Фу, какой мерзкий запах!

      – А ты не нюхай, а пей! На, Джозеф.

      Он забирает у нее виски и протягивает мне. Я делаю небольшой глоток.

      Томми прикуривает зажатую в губах сигарету.

      – Да ладно, Эви, тебе уже шестнадцать! Только не говори мне, что леди не пьют.

      Она перебирает ногами, то засовывая ступни в прохладный песок, то вытаскивая наружу.

      – Слушай, ну что ты заладил «леди, леди»! Хватит! Я такая же, как и была.

      – Неа, совсем не такая! – подначивает он, забирая у меня фляжку.

      Под вспышкой римской свечи я замечаю у него на лице жесткое выражение.

      – Так ведь, Джо?

      Эвелин напрягается.

      – Эвелин как Эвелин, – пожимаю я плечами. Мой голос дрожит, и я не поднимаю глаз.

      Томми снова делает большой глоток и затягивается сигаретой, получая удовольствие от неловкой тишины. Потом качает головой.

      – Слушайте, ребята. Я же не против. Вы просто расскажите мне, и все.

      – Эй, тормози, а?

      Я указываю на фляжку.

      – Я не закончил! Ты знаешь, Джо, ты мой лучший друг, и, если ты хочешь встречаться с моей сестрой, я не против. Но ты мог бы прийти ко мне и поговорить по-мужски, а не ныкаться по углам и не целоваться в темноте!

      Томми на нас не смотрит. Он, кажется, и не злится. Судя по голосу, он расстроен и разочарован.

      – Мы не целовались! – взвизгивает Эвелин.

      Звук похож на свист велосипедной шины, из которой выходит воздух. Да, мы не целовались. Чисто технически. Но это ни о чем не говорит.

      Повисает пауза, наполненная треском изумрудных фейерверков и ровным плеском волн. Силуэт Эвелин вырисовывается в лунном свете. Интересно, о чем она думает, каких слов и поступков от меня ждет. Томми бросает на песок полупустую пачку «Лаки страйк». Несмотря на прохладный ветерок, который шевелит волоски на руках, тело у меня горит от предъявленных обвинений. Все по делу, все так. А мы-то были уверены, что со стороны ничего не заметно. Конечно, он все понял. Я дурак. Предатель и дурак.

      Делаю