Тайкино счастье. рассказы и стихи. Олег Скрынник

вокруг пачки, и ленточка отпадает вместе с верхом целлофана. Валера разглядывает сигарету, украшенную затейливым золотым вензелем. От неё исходит такой аромат, что не хочется прикуривать.

      – Ну, что. Отменят курёжку в двадцать первом веке? – ехидничает Васька.

      – Откуда такая роскошь, Мичман?

      – К соседям сын приехал из армии.

      – Ты говорил: он где-то за границей служит.

      – На Кубе.

      – В отпуск?

      – Комиссовали. Он без ноги приехал.

      – Ух, ты! Как это?

      – Не говорит. Да я и не расспрашивал. Ему должны протез за государственный счёт сделать. Вот он и сидит, ждёт. Бухает. Я ему за бутылкой сбегаю – он мне какую-нибудь мелочишку и подбросит.

      – А тебе и водку дают?

      – Мне всё дают. Шинелка выручает! – Отггибает казённый лацкан и демонстративно целует. – Они думают: я в ремеслухе учусь.

      – Хорошо устроился, – хмыкает Васька. – А летом?

      – А на лето у меня фурага есть. Ты разве не видел?

      – А-а, ну да. Из-за неё тебя «мичманом» -то и прозвали?

      – Не знаю.

      – А говорят, сейчас какие-то с фильтром появились, – говорит Васька, указывая на сигарету.

      – Появились. Но за ними ходить далеко, к самой «пожарке». И дорого. На пять копеек дороже.

      – На пять копеек! – присвистнул Васька. – Трюльник добавить – и пачка «Байкала».

      Валера поиграл в кармане болтавшейся там второй день трёхкопеечной монетой так, как будто у него уже были эти пять копеек.

      – Привет, желтор-ротые!

      Сквозь кусты, зажав в одной руке кирзовую сумку, а другой придерживая полы телогрейки, вламывается Керя – мужчина неопределённого возраста и занятий. Ребятня сдвигается поплотней, но он, не садясь, нашаривает в сумке стеклянную банку и протягивает Валерию.

      – Задень воды, мой юный друг.

      Валера направляется в дальний угол сквера, где из торчащей из-под земли трубы постоянно течёт вода. Летом сюда прилетают птицы, заворачивают вольноопределяющиеся кошки, собаки и гонимые жаждой прохожие – кто знает про это место. Зимой посетителей почти что нет, вода течёт одиноко и, должно быть от скуки, развлекаясь, лепит причудливые формы, напоминающие не то сталагмиты, не то колонны в мавританском стиле, не то гигантской толщины манильские канаты. Фигуры эти сохраняются почти до конца лета, в июльскую жару радуя своей прохладной голубизной. Не успевают они растаять, как снова подступают холода, и всё повторяется сначала.

      Вернувшись, Валера видит, как Керя вливает в бутылку содержимое двух небольших флаконов тройного одеколона. Затем достаёт из сумки небольшой, серой грубой бумаги, кулёчек и, стараясь не обронить ни крупинки, всыпает сахар. Наконец, всё хорошенько разболтав – так, что кристалликов сквозь бутылочное стекло уже не видно, – доливает, сколько умещается, воды.

      – Ну что, орлы! Ликёр «Шартр-рёз»! Прохлаждает летом, согревает в мороз!

      В вырезе его видавшей виды тельняшки воробьями бьются две узловатые жилы.

      Валерка мотает