Выбор натуры. роман. Сергей Шикера

ты кино собрался снимать.

      – Ну, «собрался» громко сказано. Есть кое-какие соображения…

      – А что ж ты молчишь?

      – Так я же говорю: зыбко всё очень. Одни разговоры.

      «Вот оно в чем дело, – подумал Сараев, – и так откровенно…»

      – Сглазить, что ли, боишься? – насмешливо произнёс Прохор.

      – Нет, не боюсь. Ты же меня знаешь.

      – Да вот, выходит не очень.

      Прохор выключил газ, отнес и поставил сковородку на стол, потом достал из холодильника водку, налил и вернул бутылку на место; водку, не отходя от холодильника, выпил.

      – И о чем кино? – спросил он, возвращаясь за стол.

      – Пока не знаю. Еще и сценария нет.

      – В общем, что скажут, то и снимешь.

      – Посмотрим. Есть, на всякий случай, одна идея, но пока рано говорить.

      – Ну, если рано, то не говори. Еще украдут. Кругом уши, уши! – Прохор, вытаращив глаза, побросал по кухне испуганные взгляды. – Ладно. Не хочешь говорить об этом, скажи тогда такую вещь. Давно хочу спросить. Как ты думаешь, вот где сейчас все эти наши былые отшельники – помнишь? – все эти сторожа, кочегары, дворники? Бескомпромиссные культурные герои. Куда подевались? А ведь какие борцы были! Бессребреники. И что? Где они? Чего это все так сдулись?

      – Ну, может, и есть где-то… я не интересовался. А ты что, по ним соскучился? Или ты это сейчас меня имеешь в виду? – спросил Сараев. – Так я никогда и не был никаким героем. Ты же знаешь мою историю.

      – А какая твоя история? Насколько я помню, ты вроде бы бросил кино, потому что решил, что это не твое. Разве нет?

      – Ну? – с неохотой произнес Сараев, уже понимая, куда Прохор клонит.

      – Так это я тебя спрашиваю: ну? И что случилось?

      «Какого черта!» – возмутился Сараев. Вот уж кому-кому, а Прохору со всеми его виражами и петляниями, со скоростным слаломом на крутом историческом спуске лучше было бы помолчать.

      – Я что-то не понимаю. Что ты хочешь сказать? что я роняю себя в твоих или еще чьих-то глазах? – сказал, усмехнувшись, Сараев; вместо легкой усмешки получилась горьковатая.

      – Да какое мне дело, что и перед кем ты там роняешь! Ты разговор-то в сторону не уводи. Я же совсем о другом говорю.

      – О чем?

      – Ну чего ты дураком прикидываешься? Ты, может быть, думаешь, меня тут зависть душит? Да я только за! Пока есть придурки, готовые швырять деньги на ветер, надо этим пользоваться. О том, что ты сварганишь, скорее всего, какую-нибудь убогую серую херню, мы ведь спорить не будем? Это ведь и так понятно, правда? Да и что ты еще можешь снять после двадцатилетнего перерыва и при твоей любви к кино? Так что ни твоему богатству, ни будущему громкому успеху я не завидую. Успокойся. Ты лучше на мой вопрос ответь.

      – Прохор, что ты хочешь? Тебя интересует, почему я когда-то из кино ушел, а теперь вот решил снимать?

      Прохор сидел, вполоборота повернувшись к Сараеву, положив локоть на спинку стула. Ядовито улыбаясь,