Пограничник против Абвера. Юрий Корчевский

летчика стоит государству миллионы, а один хук в голову будет стоить карьеры. То же со смешанными единоборствами.

      Вот ОМОН занимался, но у них головы крепкие и мозгов меньше, чем у летчиков.

      Люба обвела глазами камеру, солдат, офицеров. Взгляд стал принимать осмысленное выражение, потом в глазах появился страх. Осознала, что попала в кутузку. Опершись на руки, села на полу.

      – Голова кружится и тошнит.

      – Пройдет, – жестко сказал Светлов. – Ты в особом отделе. Знаешь, что это такое?

      – Знаю.

      – На вопросы отвечать будешь? Или применить силу?

      И в мирное, довоенное время, и во время войны пытки применялись по разрешению сверху.

      Сталин проповедовал доктрину: если враг не сдается, его уничтожают. А если можно убить, почему нельзя пытать? К тому же признание вины подозреваемым ставилось во главу угла. Сознался, пусть под пытками, – значит, виновен. Но пытки выдержать и не сломаться могли не все. Если вражеские агенты, особенно из кадровых, немцев, еще упорствовали, то завербованные из пленных ломались сразу. Фанатики немецкие встречались в сорок первом и сорок втором годах. Потом веры в гений фюрера поубавилось, больше после побед Красной Армии под Москвой, Сталинградом и Курском. После Курской битвы немцы уже не могли предпринимать крупных наступательных действий, не хватало сил.

      Оборонялись упорно, отходили, но инициатива была утрачена, а с ней угас боевой пыл Вермахта.

      – Не надо силы, я боли боюсь, – почти прошептала Люба.

      – Тогда как на духу: кого завербовать успела, кому передавала данные. Настоящую фамилию. Начни с самого начала, время у нас есть.

      – Пусть он проклят будет!

      – Кто?

      – Политрук Фадеев.

      У офицеров безразличные лица. Политрук уже в камере сидит, не новость. Люба рассчитывала на удивление.

      – Давай что-нибудь посвежее. Завтра устроим тебе очную ставку с бывшим политруком. Он через камеру от тебя сидит. Все связи уже сдал. Скажешь что-то новое, поживешь еще. А не услышу – утром к стенке поставим, – зевнул Светлов.

      Играл он, но неплохо, как актер. Федор внутренне поразился. Неужели про Станиславского знал?

      Любка поняла, что ее спасение в ее руках.

      Держась рукой за голову, стала говорить. Имя и фамилия настоящие, с ними начала работать в «Военторге». Когда политрук ее завербовал, дал псевдоним «Стрекоза», сказал, что делать надо.

      Подпаивать спиртным старших командиров, спать с ними, выведывать сведения о дислокации войск, их боеспособности, о предстоящей переброске на другие участки фронта. Все, что узнавала, записывала и передавала Фадееву.

      – Как, где происходили встречи?

      – В магазине, он приходил под видом покупателя. Деньги за сотрудничество давал, а еще два раза крупные суммы, склонить командиров к измене.

      – Много таких нашлось?

      – Двое.

      Люба продиктовала фамилии, должности, номера полков. Задержание их теперь было