Штрафник-истребитель. «Искупить кровью!». Юрий Корчевский

себя в безопасности, он остановился и осмотрелся: тропинка, которая вела к опушке леса, была знакома. Михаил направился по ней к деду.

      – Слушай, дед! Ты что же мне не сказал, что в деревне немцы?!

      – Какие немцы? Не было там никаких немцев!

      – Сейчас только видел, своими глазами.

      – Быть такого не может! Про Смоленск в сводках ничего не говорили.

      – Дело твое, я тебя предупредил.

      Михаил снова направился в глубь леса. Если немцы здесь, то, скорее всего, разведка. В лес они не полезут, им для прохода техники дороги нужны. Эх, пулемет бы сейчас, а у него из оружия – ничего. И ситуация скользкая. Наши солдаты его за парашютиста приняли, а немцы, если поймают, в лучшем случае в плен возьмут, а в худшем… О худшем думать не хотелось. Вот, блин! Он на своей земле, а как загнанный заяц по лесам бегает, ото всех скрываясь.

      Все-таки надо выходить к своим войскам. Хорошо еще знать бы, где свои.

      Высоко в небе, с левой стороны, раздался гул моторов. Михаил запрокинул голову. На высоте около тысячи метров за нашим истребителем гнался «мессер». «Ме-109» догонял «ишачка», как прозвали поликарповский «И-16». Раздался едва различимый треск пулеметно-пушечной очереди. Наш «И-16» задымил, заложил левый вираж и начал терять высоту.

      – Прыгай! – заорал Михаил.

      Летчик как будто бы услышал его. От истребителя отделилась крохотная фигурка, и почти сразу же раскрылся купол парашюта.

      – Молодца! – одобрил Михаил.

      Но «мессер» не удовлетворился сбитым самолетом. Он развернулся и направился к парашютисту. Михаил снова услышал треск очереди.

      – Вот сволочь! – выругался он.

      Руки летчика, до того державшие стропы, безжизненно упали. Немец на «мессере» развернулся, добавил газу и, набирая высоту, ушел.

      – Скотина немецкая! – выразил свое отношение к происшедшему Михаил.

      Парашют несло немного в сторону. Михаил бросился бежать к месту приземления парашютиста. Тот упал раньше, чем Михаил добежал до него. Купол парашюта повис на дереве, но тело летчика лежало на земле. Михаилу одного взгляда хватило, чтобы понять – летчик мертв. Низ живота и ноги были искромсаны немецкой очередью, а обмундирование вперемежку с клочьями мышц и костями залито кровью. Но, подбежав, Михаил все-таки попытался найти пульс. Но летчик не дышал, и пульс не прощупывался.

      Что теперь делать? Хоронить его? Лопаты нет. Нести его на себе к своим? Так где свои?

      Михаил расстегнул подвеску парашюта, снял ремень с пистолетом и надел его на себя. Расстегнув темно-синюю тужурку, достал документы – удостоверение личности, комсомольский билет, еще какие-то бумаги. Все переложил себе в карман.

      Вдали послышался треск мотоциклетных моторов. Он явно приближался. Ага, немцы тоже видели воздушный бой и теперь искали сбитого летчика.

      Михаил стянул с летчика тужурку, летный шлем с очками и бросился убегать. Метров через сто наткнулся на заросшую бурьяном канаву, упал