Штрафник-истребитель. «Искупить кровью!». Юрий Корчевский

шел, стараясь скрываться за кустами и деревьями. В армии он не служил, но, будучи курсантом, нес караульную службу и азы воинского дела знал. По крайней мере стрелять из «калашникова» мог. Только вот нет сейчас «калашникова», как и многого чего другого.

      Где-то недалеко заблеяла коза. Михаил остановился. Раз есть коза, значит, рядом будут люди.

      Так и оказалось. Когда он, пригибаясь за кустами, вышел к полянке, то увидел деда, приглядывающего за двумя пасущимися козами. Дед был стар и не вооружен, лишь палка в руке.

      Михаил кашлянул, чтобы не напугать неожиданным появлением селянина.

      Дед резво обернулся. Из-под надвинутой на лоб кепки выжидающе смотрели на Михаила бесцветные от старости глаза.

      – Добрый день, – поздоровался летчик.

      – Здравствуй, коль не шутишь, – ответил дед.

      – Заплутал я немного, батя. Какая деревня рядом?

      – Какая всегда была – Еловцы.

      – А река?

      – Так Сож.

      Что-то названия Михаилу были незнакомы.

      – А Брянск где?

      Дед махнул рукой на юго-восток. Михаил совсем запутался.

      – А деревня ваша – Еловцы – какой области?

      – Смоленской.

      – Дед, год какой сейчас?

      – Да ты никак не в себе, контуженый?

      – Нет, батя, летчик я. Упал с самолетом, ни хрена не помню.

      – А, это бывает. Меня в Первую мировую контузило – снаряд немецкий перед моим бруствером разорвался, так я оглох на неделю. Само потом прошло. И у тебя пройдет.

      – День-то какой? – настойчиво напомнил Михаил.

      – Девятое июля тысяча девятьсот сорок первого года. Уж восемнадцатый день как война идет.

      Сердце у Михаила упало. И в самом деле – занесло его во времена тяжкие, годину лихую.

      – Наши где?

      – Это какие? – Дед хитро прищурился.

      – Ты не кружи, дед, – я наш, русский.

      – Вчерась объявили – немцы взяли Борщев, Опочку, а сегодня наши оставили Житомир.

      – Ничего себе!

      – Ты что, в самом деле ничего не помнишь?

      – Какой мне смысл тебе врать?

      – И верно, что я тебе сделать могу? А что это у тебя за форма такая? Летчиков живьем я, правда, не видел. Но на фотографиях в газетах сталинские соколы в регланах кожаных, с портупеей. У тебя же рубашка рваная и оружия нету.

      – Какой к черту реглан в июле? Это же плащ, его осенью носят.

      – А! – удивился дед.

      Мысли в голове у Михаила путались. Самое начало войны, немцы прут на Москву, многие наши части разбиты, отступают. Много техники потеряно, неразбериха. Вот, пожалуй, и все, что он мог припомнить о первых днях войны. И, похоже, выглядит он не по-военному, раз даже дед засомневался. А про то, что парашютистом был, вообще молчать надо. Примут за немецкого диверсанта и шлепнут.

      – Дедушка, поесть ничего нет?

      – Есть