Измена. Маятник прошлого. Лана Полякова

зашипела на него, забилась отчаянно, пытаясь вырваться.

      Но куда там! Денис перехватил меня поудобнее и, прижав к себе, шагнул в лифт, нажимая кнопку нашего этажа.

      – Подвинься! Я захватила пакеты нашей славной женушки! – весёлый голос сверлом вкручиваясь мне в висок, раздался совсем рядом.

      Любовница моего мужа шагнула к нам в лифт прямо перед закрытием дверей, обдавая меня тошнотворным запахом своих духов.

      Четвертая глава

      Лифт дёрнулся и потащил нас вверх.

      Мы живём в сталинском доме, и пассажирские лифты здесь тесные. В замкнутом пространстве, в крошечной коробке поднимались вверх, и мне казалось, что с каждым метром воздуха вокруг становится всё меньше. Стены неумолимо сжимаются, и опускается потолок. Бетонной плитой он вот-вот придавит меня. Расплющит, словно лягушку. Голова кружилась до тошноты.

      Это от ситуации, или от соседства?

      Хотелось вырываться, орать, материться и разнести всё и всех в пух и прах! Устроить полноценную истерику. Расплакаться?

      Я закусила губу изнутри так сильно, что почувствовала вкус крови, и это меня немного отрезвило.

      Смысл биться за свою свободу в закрытом движущемся лифте?

      Подняла взгляд и увидела в зеркале, как Денис смотрит на свою Амели-Анастасию.

      Столько страсти и экспрессии! Испепелил бы, если бы мог! Вновь эта едва сдерживаемая ярость, которой наслаждается Настенька. Любовница моего мужа.

      Такое странное слово… Любовница. Запретное, сладкое, острое. Не то что постылая жена. Жужжащее, сварливое. В нём совсем другие чувства, и это вовсе не любовь. Жену можно унизить вот так, мимоходом. Она же всё стерпит…

      Гнев зрел во мне чёрным варевом, сырой нефтью пробулькивая на дне души.

      Лифт дёрнулся ещё раз и распахнул двери, сообщая нам о прибытии. Настенька выпорхнула первой, хозяйственно волоча мои пакеты. Денис попытался сдвинуть меня с места, и шагнуть за ней. Но я, поведя плечами, холодно проговорила:

      – Отпусти.

      – Никогда, – ответил муж моментально.

      Я подняла на него свой взгляд и заметила, как дрогнули, изменились зрачки в его глазах. Мелькнул в них страх? Или только привиделось в холодном сером флюоресцентном свете и это упрямая, знаменитая Громовская решимость? Упёртость…

      – Меня сейчас стошнит прямо на твой костюм! Отпусти и не прикасайся ко мне! – тихо и безэмоционально сказала и вновь чуть дёрнула плечом.

      – Слав, нужно поговорить. Всё совсем не так, как ты себе сейчас надумала, давай пройдём в квартиру, – начал уговаривать меня будто душевнобольную мой муж мягким, вкрадчивым голосом.

      Словно забалтывал дикое животное.

      Но руку отпустил.

      Мазутом, вонючей и горькой злостью плеснуло мне по нервам. Желчью, обжигая, наполнился рот.

      – Я не собираюсь никуда убегать. Я выслушаю вас обоих. Чтобы не сомневаться потом, когда буду вспоминать свой выбор! Так что не трожь меня! И не подходи даже, – холодно проговорила, и, видно, что-то такое услышал в моём голосе муж, что отступил от