Замаранные. Йон Колфер

Мы не закрываем булочные.

      У Вика чуть не случился удар.

      – Очень смешно, дамочка. Если б я хотел выслушивать всякое дерьмо от сучки, то остался бы дома.

      Впрочем, у детектива имелся ответ и на это.

      – Правда? Может, если б вы щелкнули каблуками своих рубиновых туфель, вы сумели бы оказать нам всем услугу и перенестись в волшебный мир, который производит плохо воспитанных задниц, вроде вас… сэр.

      Это было сильно сказано, но Вик обозвал детектива сучкой, так что, похоже, она не опасалась жалобы с его стороны. Я решил, что с ней лучше не связываться.

      Детектив потерпела выступления Вика еще пять минут, а затем приказала отправить его в участок и оставить там в камере на ночь.

      Брэнди громко возмущалась до тех пор, пока за ее боссом не закрылась дверь, потом закурила и сказала:

      – Слава богу. Еще немного, и я бы врезала ему каблуком по заднице.

      Я удивился, потому что Брэнди могла использовать словечко и покрепче.

* * *

      Мы просидели два часа в баре, дожидаясь экспертов, которые приехали в своих бумажных халатах из самого Гамильтона. Потом еще полтора часа, пока они исследовали место преступления в поисках улик. Я пожелал им удачи. Площадка у задней двери видела больше сделок с марихуаной и орального секса, чем район красных фонарей в Амстердаме. Могу побиться об заклад, что они насобирали образцов спермы, которая осталась там аж с пятидесятых годов.

      Я наблюдал за происходящим в высокое окно, но видел только ногу Конни, и этого мне хватило, чтобы испытать жгучее желание оплакать все печали, выпавшие на мою долю в жизни. Однако я сдержался. Для усердных копов плачущий громадный мужик означает добровольное признание вины.

      Два парня из команды криминалистов не слишком придерживались своих должностных инструкций. Они сняли маски и закурили, увлеченно слушая то, что доносилось из их наушников. Может, они так работали или им было искренне на все наплевать.

      И все это время, пока остывал след преступника, мы сидели вокруг покерного стола; точнее, до тех пор, пока Брэнди не пришло в голову, что было бы неплохо выпить за счет нашего босса. Вик сидел в камере, Конни застрелили, и нам всем требовалось пропустить стаканчик-другой.

      Довольно скоро трезвыми остались только мы с Джейсоном, который жевал стероиды, как конфеты.

      – Гнусное дело, приятель, – повторил он в сотый раз.

      Девушки его поддерживали, но с каждым разом солидарных с ним становилось все меньше.

      Я знаю, что чувствовал Джейсон, потому что описать случившееся невозможно никакими словами. Ничто не могло заглушить это состояние. Постепенно оцепенение стало проходить, уступив место подкатывающей тошноте, и я, затосковав, подумал: «Маленьким Альфредо и Еве уже рассказали о том, что произошло? И кто теперь будет о них заботиться?»

      Я снова почувствовал себя ирландским слезливым идиотом, задающим серьезные вопросы. Куда пришла моя жизнь? Что у меня есть? Я вспомнил брата Коннора и выражение его лица. Такое