Журнал «Парус» №70, 2018 г.. Ирина Калус

Сокол, мой старший товарищ по ярославскому литературному цеху, восторгался этим стихотворением, рецензент журнала «Волга» Сергей Страшнов сдержанно хвалил, московский литератор Николай Старшинов – ругал… но я не верил никому из них, поскольку собственные тексты этих людей не производили на меня никакого впечатления. Я чувствовал, что верить можно только мастеру… но где же этого мастера взять?

      Мои друзья-студенты тем более не могли сказать по поводу моих сочинений ничего вразумительного, поскольку в изящной словесности не разбирались. Впрочем, нет, – был один паренек с юрфака, однажды преподавший мне наглядный урок литературного мастерства. Этот студент, сгинувший потом в городских джунглях, много читал, часто болтал со мной о книгах и жизни, сам пытался писать прозу. И вот однажды он сказал мне:

      – Черт возьми, в который раз перечитываю одну и ту же страницу моего любимого Оскара Уайльда – и не могу понять, почему она меня очаровывает! Как он этого эффекта добивается, с помощью какого литературного приема?

      Я, тогда еще не читавший Уайльда, промычал в ответ что-то неопределенное.

      А через неделю мой приятель гордо сообщил:

      – А ведь я нашел разгадку! Сосчитал на этой странице все прилагательные, обозначающие цвет – белый, желтый, красный, нежно-зеленый, серый, радужный, опаловый, пестрый, лиловатый, перламутровый, голубой… есть даже «розовоногий»! Вот здорово! Набралось аж два десятка! Двадцать прилагательных, обозначающих цвет, сосредоточены на одной странице, понимаешь? Это явно лингвистический прием, обращенный к подсознанию, – и он работает!

      Я запомнил это высказывание навсегда.

      ***

      Лучились дыры сеновала,

      Звенело тихо комарье,

      Когда она с себя снимала

      Простое платьице свое.

      И в пятнах света, в тихом звоне

      Мы растворялись целиком…

      И грудь ее в мои ладони

      Лилась топленым молоком.

      И это тоже было в моей жизни… Теперь, глядя из своего городского многоэтажного далека на себя тогдашнего – юного, восторженного, со стеблями сена в буйной шевелюре, я думаю: Господи, сколько же Ты всего подарил мне!

      А тогда я не думал, не анализировал, не копался в себе – а жадно пил из чаши бытия, пил с закрытыми глазами…

      ПЕРВЫЕ ДНИ

      День идет. Отбой всё ближе, ближе…

      Я засну и буду видеть сны.

      Может быть, во сне я не увижу

      Ненавистной рожи старшины,

      Не услышу злобной матерщины,

      И не будут больше мне страшны

      Прапоры, сержанты и старшины…

      Я засну и буду видеть сны.

      Это самое первое стихотворение, написанное мною в период пребывания в славных Вооруженных Силах СССР, в учебном центре. Помнится, в первую же ночь старшина Артамонов, обладатель высокого статуса «лучшего прапорщика Ленинградского военного округа», погнал нашу роту красть цемент у соседнего подразделения – и несколько часов подряд мы бегали с носилками по темной строительной площадке, как угорелые.