.

помнила только благодаря сохранившемуся фото. Из прошлого на Настю с улыбкой смотрела девушка довольно приятной наружности лет девятнадцати отроду. И ее улыбка, как две капли воды, напоминала Настину. Настя прижимала папку к груди. Потом перелистывала от корки до корки так, чтобы не видел папа. Он не одобрял, когда дочь совалась в его дела. Не понимал, как ей это было нужно. Ведь все эти белые листочки, исписанные авторучкой, и – с машинописным текстом, принадлежали и ей, Насте, потому, что лежали в маминой папке. Она прочитывала их, скорее, любопытства ради, чем ища в содержании какой-либо потайной смысл. Подобное со стороны могло показаться очень глупым… Но, гладя папку ладошкой, Настя по десятку раз повторяла:

      – Я тебя люблю, мама! Слышишь меня, люблю!

      И в этот раз, как обычно, она взяла папку, раскрыла ее и принялась читать. Самый первый листок с гербовой печатью представлял собой ряд скучных приказов и постановлений…

      – Чушь собачья, чушь!

      Вот мама бы отругала отца за то, что он так усердствовал. И опять лег в постель, не раздевшись. Который день подряд Андрей Иванович – будто выжатый лимон. Ага, вот: «Срочно создать оперативно-розыскную группу… Несвоевременное выполнение задания будет расцениваться, как недостаточно квалифицированная профессиональная подготовка со всеми вытекающими отсюда последствиями».

      Ерунда! Если папа – не профессионал, то – кто же? Приспичило им!

      13

      Артемьев сидел за столом, склонившись над микроскопом. Прикрыв левый глаз, а правый, приставив к линзе, он тщательно рассматривал золотой шлих. Тот самый, один из горстки желтых блестящих осколков, частичек кварца, который выпал из кармана Вахитова, когда разъяренный медведь потащил его за собой в никуда. А, может быть, геолог, до конца выполняя свой долг изыскателя, успел извлечь из кармана кусочек драгоценного металла и оставил его лежать на примятой траве. Ведь ему это больше не понадобилось бы. Несколько граммов золота стоили Вахитову жизни, а его товарищам многочисленных ушибов, травм и увечий. Если бы они случайно не набрели на месторождение и на радостях не отметили такое значительное для всякого геолога событие, забыв об осторожности, медведь никогда бы не приблизился к лагерю людей. Зверь на то и зверь, чтобы вовремя почувствовать чужую слабину. Он – всегда начеку. А человек, потому и человек, что никогда не сравнится со зверем в бдительности. Он конформист и прагматик. Со школьной поры хорошо усвоил то, что было удобно для его существования. Инстинкт самосохранения никогда не подводил кадьяка, который посчитал, что спавшие не могли причинить ему никакого вреда. Откуда ему было знать, что с тех пор, как в тайгу пришли двуногие существа, настало время доверять не только звериному инстинкту, но и тому, что выходило за его пределы и предполагало категорию, по чьему-то глубокому убеждению означавшую человеческий разум?

      Ученый оторвал взгляд от микроскопа и потер уставшие от напряжения глаза. Затем встал из-за