Kundskabens træ iii. 2015. Константин Кадаш

ектуальной издательской системе Ridero

      [Enfaldig sång om inte återvänder]

      в две трубы медные – по небу, с обратной,

      тыльной стороны недоверия

      мы разбираем разности,

      сами окрыленные,

      с ногтями плоскими и

      в перьях.

      ты —

      с края раями медоносными мазанного,

      я —

      с игольного ушка через которое ни черту,

      ни

      ангелу.

      отставаясь к каждому встречному, скорее,

      случайными,

      и,

      всего чаще,

      напрасными.

      [отступные]

      непутёвое множество сно-

      видал,

      сам говорил под нос: эка невидаль.

      если частое полунное сечение обрывается на полуслове,

      если не-ба позолота оплывает оловом,

      и твои оловянные солдатики маршируют строем

      по роговеющему месяцу… если

      отозваться не эхом, но

      выстрелом, в этой

      песне

      станет больше прорешек, в которые:

      грошиком – в землю, семечком —

      в пашню, лакмусовой бумажкой – в

      черничные пятнышки,

      расплывающиеся с каждым ударом

      сердешным.

      окажись здесь вещим, вешним,

      нездешним,

      рая отщипни

      кусок украдкой,

      запиши в тетрадку:

      жил.

      [на выдохе]

      с чьей подачи страх – бел,

      чем смертен?…

      (так в фильме скверном:

      в сквере

      мелом

      обвести тело…)

      с чьих слов мир сед и болен,

      и по какому праву – ваш?

      я волен

      расписаться в этой пустоте,

      все знаки

      распознать/не выжечь

      на кости,

      на коже.

      но блажь

      подобия

      зашита с детства

      в мозжечке…

      «убий», не заповедь, зачин,

      и евхаристия – задел,

      пролог к очередному «да укрАди».

      я-вечность бога ради

      из ледяных твоих творил

      очередного человека.

      века.

      и не успел.

      [говорение о непостижимости гражданской совести]

      а человек был чобатый и —

      с комарами на пузе,

      ротозей,

      вызревал в каждое крохотное, толченое,

      как одуванчик – в асфальта трещины.

      кроткие кургузые лепесточки токал:

      цок-цок, словно

      копытками ослик.

      дальше: лишь волглая пашенка

      порастала мундирами, шлемами.

      так космические лоботрясы

      потрясали дубинками,

      клокотали, катались

      и – до слепоты – ярое солнышко

      с ладоней высматривали.

      мы были белы и пострелы…

      пока бесцветный пан феней лопотал,

      сонливые птицы обессути

      ютились на раскидистых ветвях

      беспородных елей,

      елеем мазанных,

      холодом взлелеянных;

      вестимые вестники нашего

      ненаглядного, пущего

      осмысла.

      [радуга]

      для непутевых, путейных, питейных прогнозов —

      новая радуга, переломленная через колено;

      да, дня говор с моих слов передан верно,

      до каждого нового трамвая донесен,

      бегущего по кольцу от бульваров к сердцевине

      изжеванного ситцевого платьица бессловесной алисы,

      свернувшейся комочком в чащобах своего зазеркалья,

      лишенного заповедной заветности, выморочной праведности.

      ты только дождись, дождись: дождей, снега, мороза,

      всякой другой ненаглядной былинной х..ни,

      заштопай победные дыры выходного своего мундира,

      задуши в себе люто и чортом, и малютками его.

      тогда и выдохнем легко и свободно,

      тогда и покатимся колечком золотистым к солнышку в горницу

      от самого своего крылечка кособокого,

      от смешливого заупокойного