Вихреворот сновидений. Лана Аллина

хочешь?

      – Майк… не знаю даже… молока, наверно, возьму… Катюшке на полдник давать… две банки, и печенья… только, знаешь, можно деньги в понедельник? А? А то у меня сейчас только семьдесят копеек осталось с собой… А кубик, знаешь – наверно, нет, он же дорогой… давай я у Валерки спрошу.

      – Да нет, вроде не очень… – задумалась, что-то подсчитывая, Майка, – но, впрочем, смотри сама, я все ж таки могу придержать вам. А насчет денег тоже не беспокойся: можно и до середины недели, и потом, у нас скоро зарплата, или потом как-нибудь отдашь, когда сможешь – это не беда, подумаешь, дела!

      – Слушай, Майк, а ты не в курсе, почему у нас в последнее время совсем заказы прекратились? Не знаю уж, по всему институту или только до отделов они не доходят? А без них никак! В очереди стоять не успеваю, надо автореферат и статью дописывать, возвращаюсь поздно, все уже раскупают, да и знать бы еще, где чего дают… Ну сколько можно макаронами с котлетами покупными или с колбасой питаться! Вот же у мамы твоей, смотри – регулярно заказы бывают, ведь каждую неделю, кажется, да?

      – Веронь, так ведь она в министерстве работает, учти, а там совсем другое снабжение, сама понимаешь… А мы в наших институтах – кому мы нужны?.. В общем, я и на твою долю возьму. Ну, все! Я тогда побежала, мне давно домой пора, а то ведь Петька теперь уже три часа почти как из школы вернулся, один сидит, чем занимается, непонятно, да ещё голодный, злой, как собака уже, наверно! Сам-то ведь толком не разогреет, не поест, хотя я ему всё прямо на плите оставляю… Ленивый – ужас, в отца, что ли? А если тут ещё этот папаша его до кучи опять как заявится! Не дай бог! Ладно, давай вечером попозже созвонимся, обсудим еще дела мои печальные, идет?

      – Нет, Майк, знаешь, едва ли получится… я сегодня с переводом скорее всего здесь допоздна зависну, а потом ещё и дома буду ночью сидеть, так что даже и поспать не удастся – так, если только каких-то пару часов! А утром снова в бой – сюда, на ковер к шефу с переводом и с комментариями! Вечный бой, знаешь ли, покой нам только снится!

      – Ой, Веронь, значит, ты сегодня не скоро, наверно, уйдешь? Слушай, пожалуйста, забеги тогда ко мне в отдел, распишись там в журнале приходов-уходов за меня, а то вдруг кадры журналы на проверку сегодня вечером заберут!

* * *

      Вера сидела за переводом сложнейшего текста до самого вечера. К этому времени институт совершенно опустел: после трех часов редко кто засиживался в стенах учреждения, а уж тем более, в пятницу. Работа оказалась не из легких, и чем дальше, тем больше, и не из-за лексики или терминологии – если бы так! Нет, сам текст был очень острым с идеологической и политической точки зрения. Как-никак речь шла о западноевропейском коммунизме, то есть о том, о чем в Советском Союзе можно было прочитать только в закрытых документах из спецхрана[43]. Но даже и там зловещее, страшное для советских идеологов слово еврокоммунизм употреблять отнюдь не приветствовалось. Кому-кому, а уж Вере-то это было хорошо известно: в своей диссертации она писала именно о еврокоммунизме Энрико Берлингуэра

43

Спецхран – специальное хранилище в научных институтах и библиотеках по общественным наукам, где хранились закрытые документы, опасные с идеологической точки зрения. Такие документы выдавались сотрудникам только после предъявления специального допуска – так называемого «отношения», полученного по месту работы или учебы.