Легенда о Смерти. Анатоль Ле Бра

двинулся в сторону Кердренкенна и пришел туда полумертвый от страха.

      – Что с тобой? – спросила его Мадлен Денес, видя его совсем разбитым.

      Габ Лука рассказал ей, что с ним приключилось.

      – Да все просто, – сказала ему на это жена. – Ты повстречался с Анку.

      Габа бросило в жар.

      На следующее утро он услышал, как в селе зазвонили церковные колокола. Хозяин Низилзи умер прошлой ночью, около десяти – половины одиннадцатого.

Видение Пьера Ле Рёна

      Во времена, о которых я вам рассказываю, портных на селе было немного. Часто за нами приходили издалека. Да еще, чтобы нас заполучить, приходилось договариваться заранее, за несколько недель.

      Я пообещал прийти поработать в Миниги, в трех лье от моего дома, на одной ферме, которая называлась Розвильенн.

      Я тронулся в путь в воскресенье после обеда, сразу как закончилась вечерня в церкви, с тем чтобы прийти в Розвильенн к ужину. Меня попросили остаться на целую неделю. Я собирался начать работу с утра в понедельник.

      – А, это вы, Пьер, – встретила меня Катрин Гамон, хозяйка, когда я вошел в кухню.

      – Я, Катель… А что это я не вижу Марко, вашего мужа? Он что, еще не вернулся из села?

      – Да он туда и не ходил… Вот уже две недели как слег и не шевелится.

      И она показала на закрытую кровать у очага. Я подошел и, встав коленями на прикроватную скамью, раздвинул занавески. Старый Марко лежал неподвижно, вытянувшись во весь рост на постели. Лицо его было искажено болезнью. Я подумал про себя: «Лицо как у мертвого». Но я постарался улыбнуться и подбодрить его, как это обычно делают в подобных случаях.

      – Эй, Марко, что это ты здесь делаешь? В твоем-то возрасте и с твоим характером!.. Так себе позволить свалиться, такой мужчина, крепкий как дуб!..

      Он мне ответил что-то неразборчивое; он дышал с трудом, голос был такой слабый, что слов я не расслышал.

      – Ну, как вы его нашли, Пьер? – спросила меня Катрин, когда я возвратился на свое место за столом, рядом с работниками фермы.

      – Э, – ответил я, – он, конечно, так себе, но у таких крепышей всегда найдутся какие-то силы в запасе.

      Я не стал говорить, что у меня в уме мелькнуло, не желая пугать Катель. Отправляясь спать, я подумал: «Это конец!.. Не пройдет и недели… По правде сказать, Пьер, не сошьешь ты больше подштанников своему старому клиенту из Розвильенна».

      С этими печальными мыслями я закутался в одеяло.

      В Розвильенне со мной обращались не как с портным, а как с гостем. Вместо того чтобы уложить меня в кухне или на конюшне, как это часто было с моими собратьями, меня устраивали в лучшей комнате дома. Самая обширная комната еще тех времен, когда Розвильенн был замком, должно быть, служила залой. Узкая дверь, пробитая в стене башни, вела в кухню, а широкое и высокое старинное окно залы выходило во двор и раскрывалось от потолка до пола. Да, в этой комнате был пол, дубовый паркет, немного потертый, правда, запущенный, но вместе с остатками старинной живописи, проступающей кое-где на стенах, он придавал помещению благородный вид.