Последняя кайнозойская. Сергей Абдалов

набитая чистым золотым табаком: ароматным, как сам чай, и крепким, словно дым из выхлопной трубы.

      Я всё же надел на себя джинсы и тёмный свитер. Сунул в задний карман портсигар с самокрутками; обулся в резиновые сланцы, почувствовав неописуемое сравнение с железной обувью Потрошителя и портянок. Да уж: я, наверное, впервые за долгое время обратил внимание на свои ноги. На них были сплошные шишкообразные мозоли; пальцы распухли и росли внахлёст друг друга. Ногти на больших пальцах: такие теперь только болгаркой спиливать. Машинально поднёс к глазам ладони. Ещё пара лет, и они превратятся в медвежьи лапы, а пальцы просто-напросто утонут в уродливых мозолях.

      А ещё надоедливый, удушающий утренний кашель. Грёбаная угольная крошка. Внутри лёгкие давно превратились в наждачную бумагу и при каждом вздохе теперь сдирают с плевры уцелевший слой. Интересно: сколько нужно ещё сделать вздохов, чтобы лёгкие вконец прошоркались?

      Да, такому или дрочить всю жизнь, или робота трахать. А ещё этот извилистый шрам от левого уголка рта до самого уха. В детстве в буквальном смысле меня поймал на крючок один из Неродов и порвал мне рот. Мужики тогда отбили меня и спасли от изнасилования. Тому Нероду тоже хотели порвать рот, но так увлеклись, что сняли лицо с черепа. Он сдох, а мой шрам остался.

      Кстати о ходячих резиновых куколках. За время нашей помывки в бане и отмачивания в самогоне верхние этажи общежития №8 уже превратили в бесплатный публичный дом. Как позже выяснится, на триста семьдесят мужиков «Ева» выделила всего триста пятнадцать девчат. Статистика, конечно, не в рифму песни, но мои братья по подземке не огорчились новостью. Значит, одна инкубаторша будет обслуживать сразу несколько членов… моей бригады.