Футбол 1860 года. Кэндзабуро Оэ

сидит бледный, напряженный. Кондукторша отступает, снова превратившись в беспомощную деревенскую девушку, и идет к водителю советоваться. Я надеюсь, что хихиканье крестьянки растопит напряжение, в котором пребываем мы с женой. Повернувшись к ней, я улыбаюсь, но вижу, что у жены вся шея покрыта гусиной кожей, глаза, обращенные к мальчику, сверкают, точно излучая жар. Поняв, что надвигается беда, я теряюсь. Внутри у меня все клокочет, будто одна за другой взрываются шутихи. Почему я не остановил жену, когда она выбрасывала бутылку с виски? И я принимаю первое пришедшее на ум решение.

      – Сойдем с автобуса. Така должен ждать нас на остановке, и мы попросим кондукторшу передать ему, чтобы он выехал на машине нам навстречу.

      Жена вяло, точно водолаз, преодолевающий сопротивление воды, наклонив голову, с сомнением смотрит на меня. Я чувствую, что она колеблется между гнездящимся в ней страхом и страхом от сознания, что ее выведут из автобуса посреди леса. Страх перед лесом все возрастает, и я, не дожидаясь, чтобы он окончательно пригвоздил ее к сиденью, смотрю как бы со стороны на себя, стремящегося уговорить жену, и вижу, что я и сам хочу как можно быстрее бежать от этого крестьянского мальчика с бритой головой и синевато-бледной кожей – точной копии нашего ребенка.

      – А что, если телеграмма не дошла и Така с друзьями не придут нас встречать?

      – Даже если нам придется идти пешком, к ночи дойдем до деревни. Смотри, ведь даже этот ребенок собирался идти пешком, – сказал я.

      – Тогда я согласна, сойдем, – сказала жена, точно ухватившись за соломинку, хотя беспокойство ее еще не улеглось. Я почувствовал облегчение и жалость к ней. Кондукторша, неумолчно разговаривая с водителем, продолжала посматривать на крестьянку с сыном, якобы не имевших денег на проезд. Я сделал ей знак.

      – На автобусной остановке в долине нас должен встречать мой брат. Вы не можете передать ему багаж и сказать, чтобы он ехал нам навстречу? Мы хотим дальше идти пешком, – сказал я.

      Но когда кондукторша посмотрела на меня своими тупо-подозрительными, точно заплывшими жиром глазками, я растерялся, поняв, что мне не удалось придумать причину, достаточно убедительную для посторонних.

      – Меня укачало в автобусе, – быстро пришла на помощь жена, но кондукторша продолжала подозрительно смотреть на нас. И, не принимая моих объяснений, пыталась сделать вид, что все понимает.

      – Автобус до деревни не идет – паводком снесло мост, – сказала она.

      – Паводком? Зимой паводок?

      – Еще летом паводком снесло.

      – И с лета он так и стоит разрушенный?

      – По эту сторону моста новая остановка, до нее автобус и доходит.

      – Значит, там нас брат и ждет. Зовут его Нэдокоро, – сказал я. – Однако почему же до зимы не починили мост, который снесло еще летним паводком?

      – Поняла я, приедут за вами на машине, – вмешалась крестьянка, прислушивавшаяся к нашему разговору, – если их там нет, на остановке, мой мальчишка сбегает к Нэдокоро