Журнал «Парус» №79, 2019 г.. Ирина Калус

неба чашей голубой

      Два брата бились меж собой.

      От ног их, как из родника,

      Текла кровавая река.

      А рядом, в пепле и золе,

      Рыдала мать их на земле –

      И два потока слез текли

      В ручей, терявшийся вдали.

      Реку оставив за собой,

      На берег выполз я, живой,

      Проклятье братьям прошептал

      И головой в ручей упал.

      Некий Н. Леонтьев, внутренний рецензент одного из столичных книгоиздательств, разбирая в середине 80-х годов мою рукопись, заметил редакторам: «Считаю, что стихотворение ”Братья” необходимо снять. Нехорошую идею несет оно в себе…».

      Что ж, бдительный товарищ углядел верно: идею я в это стихотворение заложил вполне подрывную. Я писал о нашей гражданской войне, о Родине-матери, рыдающей о погибших сыновьях, – и посылал проклятия красным и белым, обескровившим великую Россию. И голова моя, со всеми ее мыслями, падала не в героическую реку пролитой крови, а в жгучий ручей материнских слёз.

      Чего уж тут хорошего!.. голимая контра!..

      КРЕПОСТЬ ДУХА

      Крепость духа! Не вывел я крышу,

      Не вполне к обороне готов,

      Но уже за стеной твоей слышу

      Исступленные крики врагов.

      На равнине – от края до края –

      Вижу войско несметное их…

      На тебя уповаю, родная:

      Огради от идей кочевых!

      Русской подцензурной литературе, начиная с «Одного дня Ивана Денисовича», потребовалось меньше 30 лет, чтобы взорвать изнутри кровавую большевистскую постройку. К концу 80-х годов с «марксизмом-ленинизмом» было покончено – духовно освобожденные, мы стояли на той же открытой равнине, что и наши предки накануне Октябрьского переворота. В наших ушах свистел пронзительный ветер Истории, и очередная кочевая идея, – идея «демократии», – уже пылила на горизонте. Тогда-то, в начале 90-х, я и написал это стихотворение.

      Потомкам оседлых племен было ясно, как Божий день, что против кочевников нужно строить крепость. Но – какую, из чего?

      Времени на раздумья не было, и мы стали возводить стены из старых, ограненных еще графом Уваровым камней – православия, самодержавия и народности. Но в этот исторический момент русский народ не был воцерковлен и на десятую долю, рожал не больше одного ребенка на семью. А русское самодержавие, облачившееся по первости в «демократические» одежды, еще только пробовало рычать из отреставрированного Кремля.

      Обернувшись на Запад спиной, я оглядывал просторы своего континента и ясно видел, что одним нам Евразию не удержать, нужно звать в союзники мусульман. У них-то с рождаемостью всегда всё в порядке. Но как примирить православие с ортодоксальным исламом?

      Лишь через четверть века меня осенило: нас сблизит суфизм…

      ***

      Выходя из железных ворот,

      Ты крестом свою жизнь осенила —

      И поверили мы, что спасет,

      Сохранит тебя крестная сила.

      Эта