Стрекозка встает на крыло. Елена Гостева

прощения, думал, кто из наших… Подпоручик Дмитриев… Алексей Данилович…

      Дмитриев оказался кареглазым крепышом среднего роста: пониже, чем Телятьев, а в плечах… (померяться бы!) …в плечах, может, и шире. Улыбка его была довольно симпатичной.

      – Телятьев Антон Андреевич, – и протянул Дмитриеву руку.

      – Вы к нам в полк? – пожимая руку, спросил дежурный офицер, и снова смутился. – Ах, простите, что я спрашиваю?.. В форме нашего полка… Откуда? – и снова перевёл чуток завистливый взгляд на орден Анны. Стало быть, вопрос заключался в том, где и за что поручик награду заслужил.

      – Служил в Карабахе, в 42-м егерском полку.

      – С персами воевали? – уважительно поинтересовался новый знакомец.

      – Так точно.

      Подпоручик немного помялся, потом дёрнул охраняемую им дверь и, заглянув, громко сообщил:

      – Иосиф Романович, к нам новый офицер по назначению: поручик Телятьев. Прикажете подождать?

      Ему что-то ответили, и подпоручик, обернувшись, прошептал:

      – Документы при Вас? Давайте!

      Забрал поданные Телятьевым бумаги, скрылся за дверью и через пару минут распахнул её:

      – Заходите!

      Полковник вышел из-за стола навстречу и протянул руку; он оказался высоким, стройным, светловолосым – типичный остзейский немец. А в целом присутствующие штаб-офицеры и ротмистры (командиры эскадронов) встретили нового субалтерн-офицера менее восторженно, чем дежуривший в приёмной подпоручик: была насторожённость, вопрошающее недоверие, что, впрочем, обыкновенно для людей, только что представленных друг другу. Подполковник – начальник штаба, сразу же счёл нужным предупредить, мол, здесь не Кавказская линия, а там, говорят, распущенность в одежде, и устав не считается обязательным. Здесь своеволие, что позволяют себе кавказцы, не будет поощряться.

      Полковник Анреп (кстати, граф) спросил:

      – В документах сказано, что Вы обороняли Шушу, а потом и в битве под Елисаветполем приняли участие. Как Вам удалось побывать и там, и там?

      Телятьев объяснил, что после снятия блокады с Шуши был направлен с донесением, пришёл к главной армии как раз накануне Елисаветпольской битвы.

      – Это делает Вам честь, – похвалил полковник. – С донесениями обычно отправляют самых надёжных офицеров. Я уверен, что и у нас Вы себя хорошо проявите.

      Однако последовал вопрос, отчего поручик, чья карьера на Кавказе столь удачно складывалась, переведён оттуда.

      – Не могу знать, – ответил Телятьев. – Приказ пришёл, когда я в госпитале находился. Могу лишь предположить, что удовлетворено моё прежнее ходатайство: по окончании учебы я подавал прошение зачислить меня в уланы, но тогда в уланских полках не было вакансий.

      – О! Вон в чём дело! – поднял брови темноволосый ротмистр с узко поставленными карими глазами, весело оглядывая товарищей. – Мы-то ломаем головы, с какой стати наш полк из драгунского в уланский превратили, а оказывается: ради поручика Телятьева, чтобы его мечта сбылась!

      Слова не возымели действия, на которое, вероятно, рассчитывал