Римская вилла кн. З. А. Волконской. Федор Буслаев

пленительно она,

      И что пророчил в ней младенец,

      Свершила дивная жена.

      Недаром гениев кадило

      Встречало утро бытия:

      И утром чудным утро было

      Сегодня третье декабря.

      Мы, написавши эти строфы,

      Еще два слова скажем вам,

      Что если наши философы

      Не будут верить чудесам,

      То мы еще храним под спудом

      Им доказательство, друзья:

      Она нас подарила чудом –

      Сегодня, в третье декабря.

      Такая власть в ее владенье,

      Какая Богу не дана:

      Нам сотворила воскресенье

      Из понедельника она,

      И в праздник будни обратила,

      Весельем круг наш озаря:

      Да будет вечно так, как было,

      Днем чуда – третье декабря!

      Живший тогда в Москве Мицкевич находил себе восторженное сочувствие в княгине Волконской, а молодой Веневитинов привязан был к ней всеми силами души. С. П. Шевырев был у нее домашним человеком. Словом, княгиня Волконская была в 20-х годах центром московской умственной жизни. Увлекаемая любовью к изящным искусствам, княгиня отправилась на их благословенную родину – в прекрасную Италию, и с 1829 года навсегда поселилась в Риме, где и скончалась в 1862 году.

      Поселясь в самом центре католического исповедания и увлекаясь великолепием и изяществом церковной обстановки, как в художественном убранстве храмов, в течение многих веков воспроизведенном великими итальянскими мастерами архитектуры, живописи и ваяния, так и в блистательных церемониях священнослужения, совершаемого самим владыкою всего католического мира и его многочисленною свитою кардиналов, архиепископов и так называемых генералов всех орденов католического монашества, княгиня Зинаида Александровна по врожденной ей восторженности ко всему прекрасному увлеклась изящными идеями католичества и приняла самое исповедание.

      Но, может быть, еще и прежде, проживая на родине, она могла подчиняться наитию и влияниям католических идей.

      Еще со времен Петра Великого, в течение всего XVIII века, русское православие, особенно в высших слоях общества, значительно подпало под иноверческие влияния пришлых и водворившихся в России иноземцев. У нас возникли тогда секты иллюминатов, масонов и разных других. На подготовленную таким образом зыбкую почву религиозного блуждания французские эмигранты, спасаясь от гильотины, в конце прошлого столетия принесли к нам с собою изящество французских нравов и католическую пропаганду с подкладкою иезуитской морали. Эти французские выходцы, кавалеры и дамы высшего сословия, бежали в Россию, дочиста ограбленные во время революции, и должны были снискивать себе у нас пропитание в качестве домашних секретарей, гувернеров и гувернанток. В пятидесятых и даже шестидесятых годах мне приводилось еще встречать вельможных старичков и старушек, воспитанных французскими эмигрантами и эмигрантками.

      История католической у нас пропаганды подходит близко даже к нашему времени. В тридцатых годах жил в Москве известный Чаадаев, прозванный «католическим аббатиком»; в 1834 году в Московский университет поступил профессором греческого языка только что